очень нудно 
42 
Музыка вепря немелодична: встречаются следы откровенно путаные. Они раздваиваются, и расходятся, и опять раздваиваются, несовместимые цели влекут их в разные стороны. Неверный след таит уловку и увертку, запутавшиеся герои норовят пройти назад по собственным следам и воссоединиться. Но последний след всегда — могила.
Другие охотники попросту исчезают. Расстояния между следами становятся все больше. Отпечатки ног тают, покуда след не превращается в бессмысленно разбросанный архипелаг, и деяния, совершенные героями, тихо угасают на необитаемых островах, разделенных бессобытийным морем. Так Нестор грузит кости Махаона в трюм своего корабля, ставит парус и отправляется в путь после взятия Трои [142], сходит на берег в Пойэессе [143], потом в Герении [144] и возле пилосского дворца. А потом пропадает. Лаэрт ждет, пока его сын Одиссей вернется с той же самой войны; когда Одиссей умирает [145], сам он растворяется в небытии. Филей принимает сторону Геракла против собственного отца Авгия, изгоняется на Дулихий и Эхинады, охотится на вепря. Но поколением позже именно его сын, Мегес, ведет островитян на Трою. А от его отца не остается и следа. Отпечатки ног героев становятся все менее заметны, а связных цепочек не остается почти совсем. Они доходят каждый до собственной своей правдивой тишины, находят ее бесполезной, и последние шаги уводят их со сказочной скользкой поверхности прочь. Они были ничем…
В затухающих внутри пещеры звуках схватки Меланион услышал, как возвращается след, подобно воде, что откатывается, ударившись о скалу, взвивается вверх сквозь все и вся пропускающий воздух и катится вспять, в поисках более податливых почв, на которых можно будет оставить отметину: клеклых мергелей и глин, свежевыпавшего снега, мягкого лесного перегноя. Он вслушался в звуки вепря в пещере и прочел их как вереницу чисел, отпечатанных на свежем ветре: словно ленты хлещут и рвутся с высоких древков, к которым прикреплены.
След вепря узнается по раздвоенным концам копыт и по тому, как он заполняется влагой; глубина дает вес, то, как следы сгруппированы, — походку [146]. В подтаявшем снегу следы имеют обыкновение расплываться так, словно копыта, которые их оставили, становятся все больше, а взгромоздившийся на них вепрь разрастается до чудовищных размеров. След двоится или путается: вепрь сбит с толку или в ярости. Разрытая земля говорит о голоде [147], а взбаламученная вода в лужах — о жажде [148]. Он трется о стволы деревьев в возбуждении либо боевом [149], либо сексуальном [150]. Вепрь есть сумма надписей, им оставленных.
Меланион смотрел на вход в пещеру, надеясь, что хоть кто-нибудь или что-нибудь из нее появится. Но воздух теперь тревожило только его же собственное дыхание. Там, где ничего не происходит, время стоит на месте. Он застыл, подвешенный меж двух начал, между сохранением и истреблением: в одном вепря загнали под землю, другое, устье пещеры, привело их к нему.
А воплотиться могли оба. Бегунья, дочь Схенея, и охотница, дочь Иасия, суть описания двух разных Аталант. Мелеагр, который убивает сыновей Фестия, не может быть тем Мелеагром, что вошел в пещеру. Они вырастают из разных следов. Вот так и вепрь тоже двусоставен: разом и тварь из плоти и крови, и призрачное существо, возникающее из отпечатков и отметин, коим суждено стать сказкой о Калидонском вепре. Зверя, который залег в пещере, не хватит для того, чтобы наводить на людей ужас, как это должно «Калидонскому вепрю». Вепрь-тень набухает в паузах, где история медлит и провисает.
Но независимо от того, был он рожден мстительным воображением Артемиды или чревом свиньи Феи [151], которую убьет впоследствии Тесей, он обязан разрастись до отведенного ему размера. И вот он отъедается на корешках, ячмене, просе, фигах, желудях, диких грушах, огурцах, мышах и слизнях [152]. Его излюбленные места обитания определены давным-давно: он водится в Пентеликонских каменоломнях на холмах Аттики, в Лакедемоне на горе Тайгет и в спорных с Элидой пограничных областях, в дубовых рощах Феллои и в Сороне на берегах Ладона, а также по склонам горы Фолои [153]. Но прежде всего — на вершинах аркадской горы Киллены, ибо вепри, что кормятся в тех местах, — белые [154]. Как и он сам [155].
И вот он растет, роется в земле, выкапывает корни, кочует с места на место и снова растет. Логово себе он устраивает из материалов, сообразных с местностью: «в дремучем лесу» [156], так что, понятное дело, «в тенистую глубь… проникнуть не мог ни холодный, сыростью дышащий ветер, ни Гелиос, знойно блестящий» [157], а сама эта чаща располагается в недоступном месте [158], где он может расслабиться от всей души, в тишине и темноте [159]. Счастливо укрывшись в эпической глубине своего логова, он чует, как дрожит земля в преддверии неминуемой катастрофы: землетрясения, эпидемии, голода [160]. Его клетки охотно и обильно вырабатывают энзимы, дабы он не отравился съеденными саламандрами и болиголовом [161]. А снаружи собираются враги.
142
Apollod, Ep 3.12, 6.1; амфора (London Brit Mus 1897.7—27.2); Callim, Aet iii.fr.80—2; Hom, Il 620ff. et passim, Od iii.102–200; Paus iii.26.I0, iv.3.1–2, iv.31.11, v.25.8; Pind, Nemiii.112, Pyth vi.33; Plat, Hipp Maj 286a — b, Hipp Min 364c — d, Nom 71 IE, Phaed 261b — c; Strab vi.1.15.
Ссылки неряшливые и необязательные, совсем как те следы, о которых в данном месте толкует автор. Так, ссылка на Нот, И 620ff. etpassimотправляет нас к некоему 620-му стиху «Илиады» (в которой песне?). Из всех песен только в 23-й 620-й стих имеет самое непосредственное отношение к Нестору: Ахилл отдает Нестору оставшуюся невостребованной награду за последнюю победу в колесничных бегах, попутно пройдясь по его жадности (Нестор непосредственно перед стартом научил сына жульничать во время состязаний, из-за чего потом возник спор среди победителей — и, собственно, осталась невостребованной одна из наград) и старческой немощи. Но к возвращению из-под Трои этот эпизод никакого прямого касательства не имеет. Впрочем, Нестор — довольно активный в «Илиаде» персонаж, и авторское (Норфолка, естественно, а не Гомера) etpassim может отсылать нас к информации «о Несторе вообще». В то же время протяженный кусок из «Одиссеи», на который выводит нас следующая сноска, содержит обращенное к Телемаку велеречивое повествование самого Нестора о возвращении из-под Трои — с массой необязательных для нашего повествования деталей.
Из двух ссылок на «Эпитому» Аполлодора первая дает нам всего лишь упоминание Нестора в «списке кораблей», вторая выводит на следующее крайне информативное место: «Диомед, Нестор и Менелай вместе выплыли в открытое море. Плавание Нестора и Диомеда было счастливым» (пер. В. Г. Боруховича).
Первая из ссылок на Павсания выводит сделанное в связи с описанием памятника и святилища Махаона в Герении упоминание о том, что кости героя привез на родину именно Нестор. Вторая — на обстоятельства получения Нестором царской власти в Мессении после смерти Ида и Линкея и на то, что, по свидетельству Гомера (II xi.506, 612; xiv.3), Нестор под Троей трогательно ухаживал за раненным стрелой Махаоном. Третья — упоминание Нестора как одной из фигур, изображенных на картинах на задней стене храма Мессены, дочери Триопа. И так далее. В ссылках на Платона речь, скажем, идет о месте из «Гиппия большого», где Гиппий пересказывает Сократу начало своей речи о занятиях, которым должен предаваться молодой человек: «„Когда взята была Троя… Неоптолем спросил Нестора, какие занятия приносят юноше наибольшую славу“. После этого говорит Нестор и излагает ему великое множество прекраснейших правил» (пер. А В. Болдырева).
Объединены все эти места, пожалуй, только одним обстоятельством — везде так или иначе упоминается Нестор.
143
Strab viii.4.4, x.5.6.
144
Paus iii.26.8—10.
К сноскам 129–130. Ссылки точные и значимые.
145
Согласно ли пророчеству Тиресия (Hom, Od xi.135) либо же от руки собственного сына Телегона (Eugammon Cyrenicus cit. ар. Proc, Chrest s.v. Telegonia; Diet Cret vi. 15; Hyg, Fab exxvii; Hor, Ode iii.29.8) — неизвестно.
В «Одиссее» тень Тиресия предсказывает главному герою поэмы, что в море ему погибнуть не суждено и что умрет он собственной смертью. «…Спокойно и медленно к ней подходя, ты кончину / Встретишь, украшенный старостью светлой, своим и народным / Счастьем богатый» (пер. В. А. Жуковского). Другой вариант мифа, на который автор дает целую россыпь отсылок, содержит стандартный мифологический сюжет о поединке не узнавших друг друга отца с сыном. В нашем случае отца по неведению убивает сын Одиссея от Кирки Телегон.
146
Впрочем, «копыта у свиней либо раздвоенные, либо цельные, потому что в Иллирии, Пэонии и еще в некоторых местах водятся свиньи с цельными копытами. У тех, что с раздвоенными копытами, сзади две щели» (Aristot, Hist An 499b.l2—14, cf. Aristot, Gen An 774b.21, pseudo-Aristot, Mirab Auscult 68.835a.35, Antig Car 66(72), Pliny, Nat Hist. Ii.106, xi.44, Ael, Nat Anim v.27, xi.37).
147
Aristot, Hist An 595a.26—8, cf. Hom, Od.x.243, Aristot, Hist An 603b.27, Varro, Re Rust iv.2.
148
Hom, Od xiii.409, xiv.533; Ael, Nat Anim v.45.
149
«Дикие вепри, невзирая на то что обычно слабеют в это время года из-за совокупления, ярятся необычайно и дерутся между собой особенным образом, одеваясь защитным вооружением, или, иными словами, сознательно наращивают толщину своей шкуры тем, что трутся о деревья или вываливаются то и дело в грязи, а потом высушиваются на солнце. Они стараются отогнать друг друга от мест, где пасутся свиньи, и дерутся настолько отчаянно, что зачастую гибнут оба бойца» (Arist, Hist An 571b.13–21).
150
«Кастрированные дикие вепри дорастают до самых больших размеров, и эти самые опасные…Кастрируют вепри сами себя из-за преследующего их в ранний период жизни зуда в районе мошонки, а потом еще и ухудшают содеянное тем, что трутся о деревья» (Arist, Hist An 578a.25—578b.6).
151
Bacch xviii.23—5; Diod Sic iv.59.4; Plut, Thes ix; Paus ii.1.3; Strab viii.6.22.
Отсылки к кратким упоминаниям о победе Тесея над свиньей Феей (Файей). Ссылка на Вакхилида дает краткое упоминание об убийстве чудовищной кроммионской свиньи как об одном из подвигов Тесея — в оде для афинян, специально посвященной этому герою, подобное же упоминание встречаем и у Диодора в указанном месте, и так далее.
152
Aristot, Hist An 595a.26—8, 560b.24; Hist An 621a.36—9, cf. Hom, Od x.242; Aristot, Hist An 603b.27; varro, Re Rust iv.2.
153
Paus i.32.1, iii.20.4, v.6.6, vii.26.10, viii.23.9; Xen, Anab v.3.10.
Отсылки значимые, хотя отчасти избыточные и необязательные. У Павсания в i.32.1 всего-навсего упоминается гора (холм) Пентеликон и тот факт, что там есть каменоломня, — в списке прочих аттических гор. В iii.20.4 в контексте общего описания горы Тайгет упоминается и то, что там хорошая охота на диких коз и свиней, а в особенности — на ланей и медведей. В v.6.6 в ходе рассказа о Ксенофонте, получившем от лакедемонян в качестве имения спорный с элейцами Скиллунт, Павсаний говорит о том, что в окрестностях Скиллунта «хорошая охота на диких животных, диких свиней и оленей». В vii.26.10 речь идет о том, что в окрестностях городка Феллои, среди прочего, «почва камениста, растут дубы и водится дичь, олени и дикие свиньи» — однако Феллоя находится не в Лакедемоне, а в Ахайе. В viii.23.9 упоминается аркадская роща Сорон, где «как и в других рощах Аркадии, водятся дикие свиньи, медведи и огромной величины черепахи». Отсылка к «Анабасису» Ксенофонта дает нам упоминание о том, что Ксенофонт, получив от спартанцев Скиллунт, построив там на давно обещанные Артемиде Эфесской деньги святилище богини и купив ей теменос, священный участок, среди прочих радостей жизни сельского помещика предавался также и охоте: «На животных, а именно на кабанов и оленей, охотились частью на самом священном участке, частью на горе Фолое».
154
Paus viii.17.3.
Ссылка ошибочная: в указанном месте говорится о белых дроздах, обитающих на аркадской горе Киллене. Дальше Павсаний рассказывает о других животных-альбиносах, которых ему приходилось видеть или о которых доводилось слышать, и среди прочего упоминает «белых диких свиней и белых медведей из Фракии», которых «раньше могли приобретать себе даже и частные лица». Но к Киллене эти животные никакого отношения не имеют.
155
Cleomenes Rheginus cit. Ap. Athen ix.402a.
156
Hom, Il xi.415—16; Apollod ii.5.4.
Значимые, хотя и отчасти избыточные отсылки. Первая, на «Илиаду», дает обычное у Гомера развернутое сравнение. В данном случае Одиссей, отставший в бою от своих и окруженный троянцами, уподобляется вепрю, обложенному со всех сторон собаками и охотниками, «а он из дремучего леса выходит / грозный, в искривленных челюстях белый свой клык изощряя». Вторая отсылка — на пересказ сюжета об Эриманфском вепре у Аполлодора, где среди прочего есть и такая строка: «Похоронив Фола, Геракл отправился на охоту за вепрем и, отыскав его в чаще, с криком преследовал, загоняя в глубокий снег».
157
«Даже и дождь не пронзал их ветвистого свода — так густо были они сплетены; и скопилось там много опадших листьев» (Hom, Od xi.439—44).
Приведенный в сноске текст является прямым продолжением цитаты, приведенной в основном тексте книги.
158
«…окруженном отвесными скалами и ущельями и затененном деревьями» (Aristot, Hist An 578a.25—578b.6).
159
Hom, Od xiii.409.
Отсылка ложная. В указанном месте речь идет о свинопасе Евмее, который пасет принадлежащие Одиссею стада возле ключа Аретузы. Свиньи — домашние! — нагуливают жир, «жадно питаяся там желудьми и водой запивая».
160
Ael, Nat Anim vi. 15.
161
Ael, Nat Anim ix.28, iv.23.
42 
