Он повернулся к Авлу Гиртию.
— Гиртий, немедленно созови всех эдуев в Декетию на совещание. Я должен понять, что происходит, и усмирить их, прежде чем действовать дальше. И сделаю это лично, иначе эдуи восстанут.
Настал черед Лабиена, но о его выходке с Коммием следовало на время забыть. Это могло подождать. Дикарю Лабиену придется опять действовать самостоятельно, а дикарь должен быть кротким, послушным.
— Тит Лабиен, я собираюсь разделить армию. Ты возглавишь седьмой, девятый, двенадцатый и четырнадцатый легионы. И половину кавалерии, но не эдуйской. Возьми себе ремов. Я хочу, чтобы ты прошел по землям сенонов, свессионов, мельдов, паризиев и авлерков. Сделай так, чтобы по всей Секване у них не было времени даже подумать о помощи Верцингеторигу. Сам решай, как будешь действовать. В качестве базы используй Агединк.
Он кивнул Требонию, и тот подошел с мрачным видом. Смеясь, Цезарь обнял его за плечи.
— Гай Требоний, улыбнись! Даю слово, до конца года у тебя будет уйма более интересной работы. Но сейчас твое дело — удерживать Агединк. Возьми пятнадцатый из Новиодуна Невирна.
— Я выступлю на рассвете, — сказал довольный Лабиен. Потом озадаченно глянул на Цезаря. — Ты не сказал, что думаешь о моем столкновении с Коммием.
— Жаль, что ты дал ему уйти, — сказал Цезарь. — Он теперь будет для нас колючкой в лапе. Но давай надеяться, Лабиен, что отыщется мышка, готовая ее вынуть.
Сбор эдуев в Декетии прошел столь сумбурно, что по окончании его Цезарь так и не понял, кто говорил ему правду, а кто лгал. Единственной пользой от всего этого было то, что он посмотрел на эдуев, а те, соответственно, на него. Цезарь выслушал их, они тоже послушали Цезаря. Котий был смещен, пост главного вергобрета вновь занял Конвиктолав, а младшим вергобретом стал молодой и энергичный Эпоредориг. Друиды стояли кучкой позади всех, кто клялся в верности Конвиктолаву, Эпоредоригу, Валетиаку, Виридомару, Кавариллу, а также Литавику, этому столпу верности Риму.
— Мне нужно от вас десять тысяч пехоты и все ваши всадники, — сказал Цезарь. — Они последуют за мной в Герговию. И привезут зерно. Это понятно?
— Я лично их поведу, — улыбнулся Литавик. — Ты можешь быть спокоен, Цезарь. Эдуи придут в Герговию.
Таким образом, была уже середина июня, когда Цезарь направился к реке Элавер и в Герговию. Наступила весна, реки так разлились от таявшего снега и дождей, что их надо было переходить по мосту. Брода не было.
Армия галлов раньше римлян переправилась на западный берег Элавера по мосту и разобрала его за собой. Цезарь вынужден был идти к Герговии по восточному берегу, а Верцингеториг, как тень, скользил по другой стороне, чуть опережая его и разрушая все переправы, что было нетрудно, ведь галлы обычно предпочитали дерево камню, а деревянный мост разбирался легко. Река ревела, бурлила. Но все-таки Цезарь нашел, что искал, — мост на каменных столбах. Деревянный настил, правда, сняли, но опоры остались. Этого было достаточно. Четыре легиона, растянувшись в длину как шесть, продолжили путь, а Цезарь с двумя легионами засел в прибрежном лесу. Когда галлы прошли по другому берегу дальше, легионеры умело навели переправу, и вскоре все римляне перебрались через Элавер.
Верцингеториг спешил к Герговии, но не вошел в эту крепость арвернов, которая стояла на небольшом плато среди возвышающихся скал. Выступ Севеннского хребта, простиравшийся в западном направлении, защищал город своими вершинами. Сто тысяч воинов, пришедших с царем Галлии, расположились лагерем на неровном возвышении позади и по бокам крепости и стали ждать прихода Цезаря.
Картина была удручающей. Каждая скала была прямо-таки усеяна галлами, и Цезарь с одного взгляда понял, что штурмом этот город не взять. Нужна блокада, а на нее уйдет много времени и продовольствия, которого очень мало. Однако эдуи вот-вот его подвезут, а до того надо бы что-нибудь предпринять. Например, взобраться на небольшую гору, своими отвесными стенами почти прижимавшуюся к плато.
— Поднявшись туда, мы отрежем их от основной водной артерии, — сказал Цезарь. — И от возможных поставщиков провианта.
Сказано — сделано. Действуя в темноте, Цезарь за время с полуночи до рассвета одолел гору, поместил на ней Фабия с двумя легионами в сильно укрепленном лагере и продолжил фортификационные работы, чтобы соединиться со своим основным лагерем с помощью широкой траншеи.