217 
Почему Цезарь не уступает? И раз он не уступает, почему до сих пор сидит в Равенне только с одним легионом? Почему не предпринимает никаких мало-мальски активных шагов? Нет, ясно, что он не намерен идти на Рим. Но если это действительно так, что тогда он собирается делать? Уступи, Цезарь! Уступи, отступи! Но он не уступает, не отступает. Не желает. Что он готовит? Как намеревается выйти из тупикового положения? Что у него в голове? Может, надеется, что сенаторский кризис продлится до нон квинктилия и консульских выборов? Но ему все равно не разрешат баллотироваться in absentia. Или он все же рассчитывает получить это разрешение, послав в Рим, якобы в отпуск, несколько тысяч своих самых верных солдат? Он уже так проделал однажды, чем обеспечил консульство для Помпея и Красса. А теперь сидит и бездействует. Кажется, даже не думает подтянуть к себе все свои легионы. Почему? Почему?!
Мучимый этими вопросами, Помпей метался по кабинету, пока управляющий смущенно не сообщил, что в атрии его ждут.
— Хватит! — крикнул он, входя в атрий. — С меня достаточно!
Собравшиеся там сенаторы изумленно переглянулись. Их было около полутора сотен. Пара гневных голубых глаз пробуравила всех — от цензора Аппия Пульхра до скромного городского квестора Гая Нерия. Бреши в рядах почтенных отцов были весьма солидными. Не пришли Луций Кальпурний Пизон, оба консула, многие консуляры, все сторонники Цезаря и некоторые другие сенаторы, посчитавшие требование куда-то явиться ущемлением своих прав. Но для начала хватит и тех, кто пришел.
— С меня достаточно! — повторил он, вскакивая на мраморную скамью. — Вы трусы! Вы олухи! Вы жалкие тряпки! Я — Первый Человек в Риме, а значит, и среди вас! Но мне оскорбительно подобное окружение! Посмотрите на себя! Уже десять месяцев длится фарс с Гаем Юлием Цезарем, а результатов не видно! Их попросту нет!
Он посмотрел на Катона, Фавония, Агенобарба, Метелла Сципиона и двух Марцеллов.
— Почтенные коллеги, я говорю не о вас. Боги свидетели, как долго и тяжело вы боретесь против врага всего римского в Риме. Но вас до сих пор никто не поддерживал, и я хочу это исправить!
Аппию Клавдию Пульхру, как и некоторым другим, услышанное совсем не понравилось, но Помпей и не подумал ввести себя в рамки.
— Я повторяю! Вы олухи! Трусы! Вы слабое, хныкающее сборище недоумков, ничтожеств! Я сыт всеми вами по горло! — Он с шумом вдохнул воздух. — Я пытался быть с вами вежливым. Я был терпелив. Я сдерживался. Я сносил все ваши штучки. И не стой здесь с таким оскорбленным видом, Варрон! Что заслужил, то и получай! Как ты, так и все остальные, забывшие, что сенаторы Рима должны задавать Риму тон, служить примером неколебимости и политической стойкости. А вы разве таковы? Нет, нет и нет! Вы не Сенат, вы позорище государства! Все вы не можете справиться с одним-единственным человеком! Более того, вы позволяете ему срать на себя! Что он и делает. А вы мямлите, спорите, распускаете сопли и голосуете, голосуете, голосуете! О боги, Цезаря наверняка душит смех!
Все были слишком оглушены этим взрывом, чтобы выказывать возмущение. Мало кто из присутствующих знал Первого Человека в Риме с такой стороны. А теперь многие вдруг прозрели и поняли, почему он стал первым. Куда подевался мягкий, расслабленный, сибаритствующий Гней Помпей Магн? Перед собравшимися стоял истинный солдафон. Цезарь порой тоже выходил из себя так, что Сенат пробивало ознобом. А теперь ярость Помпея ввергала всех в дрожь. И заставляла задуматься, кто из этой парочки строже: Цезарь или этот свирепый и, похоже, не знающий ни в чем удержу человек?
— Вам нужен я! — кричал Помпей со скамьи. — Вам нужен я, вы должны об этом помнить! Вам нужен я! Только я стою теперь между вами и вашим врагом. Я — ваше единственное спасение, ибо лишь я могу одолеть Цезаря в битве. Так уж будьте добры, держитесь со мной полюбезнее. И постарайтесь меня не сердить. Разрешите эту проблему. Проведите закон, лишающий Цезаря армии, провинций и полномочий! Я не могу сделать это за вас, ибо имею всего один голос, а у вас не хватает духу ввести военное положение и возложить всю ответственность за дальнейшее на меня!
Он оскалил зубы.
— Скажу вам прямо, вы очень не нравитесь мне! Кое-кого я, если бы мог, не колеблясь внес бы в проскрипционные списки! А еще кое-кого скинул бы вниз с Тарпейской скалы. Но я ничего такого не сделаю, если вы станете действовать дружно. Гай Цезарь игнорирует вас, игнорирует Рим. Его надо остановить. С ним невозможно договориться! И не ждите от меня милосердия, если я вдруг замечу, что кто-то пытается его поддержать. Этот человек попирает закон, он изгой, а у вас нет смелости объявить его таковым в официальном порядке! Предупреждаю: отныне каждого, кто проявит хотя бы малейшую слабину, я буду считать изменником и найду ему кару!
217 
