83 
— Я не понимаю, — сказал, морщась, Брут. — Если у нас действует военный закон, за исполнение которого отвечает Помпей, то почему волнения не прекратились? Что для этого делается?
— Совсем ничего.
— Почему?
— Потому что Помпей метит в диктаторы.
— Это меня не удивляет. Он стремится к абсолютной власти с тех пор, как без суда казнил моего отца. И бедного Карбона, которому перед казнью даже не разрешили уединиться, чтобы освободить кишечник. Помпей — дикарь.
Страшно изменившаяся внешность Катона ошеломила Брута. Ведь он был моложе Катона всего на одиннадцать лет. Катон никогда не казался ему дядей, скорее старшим братом, умным, храбрым и безоглядно уверенным в своих силах. Конечно, в детстве и юности Брута они не знались. Сервилия не разрешала им водить дружбу. Все изменилось с того дня, когда Цезарь пришел к ним в регалиях великого понтифика и спокойно объявил, что разрывает помолвку Юлии с Брутом, чтобы выдать дочь замуж за человека, убившего отца Брута. Потому что ему, Цезарю, нужен Помпей.
В тот день сердце Брута разбилось и больше уже не срослось. О, как он любил Юлию! Как терпеливо ждал, когда она подрастет! А потом вынужден был смотреть, как она идет к человеку, недостойному отирать с ее туфелек пыль. Но со временем она должна была это понять. Брут опять приготовился ждать. А она умерла. Он месяцами не видел ее, а она ушла из жизни. Но ему верилось, что где-то в другом времени они опять встретятся и она все же полюбит его. После ее смерти он с головой ушел в Платона, самого духовного и самого чуткого из всех философов. Пока Юлия не умерла, он этого не сознавал.
А теперь, с изумлением глядя на родича, Брут, как никто, ощущал, через что тот прошел. Он видел перед собой человека, чья любовь ушла к кому-то другому, человека, который не знал, как разлюбить. Жалость, охватившая Брута, заставила его склонить голову. «О, дядюшка, — хотел он крикнуть, — я понимаю тебя! Мы с тобой — потаенные близнецы, мы оба не можем найти вход в сад покоя. Интересно, будем ли мы и в момент смерти думать о них? Ты — о Марции, я — о Юлии. Уйдет ли когда-нибудь эта боль?»
Но ничего этого он не сказал, а только смотрел на складки тоги, пока не ушли слезы. Он сглотнул ком, подкатившийся к горлу, и еле слышно проговорил:
— Что же дальше будет?
— Одного не будет, Брут. Помпей никогда не станет диктатором. Я скорее проткну свое сердце мечом посреди Форума. Для таких, как Помпей… или Цезарь, неважно… места в Римской республике нет. Они хотят быть выше других, они хотят превратить нас в пигмеев, прячущихся в их тени, они хотят по могуществу встать вровень с Юпитером. Чтобы свободные римляне поклонялись им, как богам. Но только не я! Скорее я умру. И я не шучу, — сказал Катон.
Брут снова сглотнул.
— Я тебе верю. Но если мы не способны справиться с этой напастью, можем ли мы хотя бы понять, откуда она берется, эта беда? Ее ощущение сопровождает меня всю мою жизнь, а сейчас оно крепнет.
— Все началось с братьев Гракхов, особенно с Гая. Потом были Марий, Цинна с Карбоном, Сулла, а теперь вот — Помпей. Но я боюсь не Помпея, Брут. И никогда его не боялся. Я боюсь Цезаря. Да.
— Я не знал Суллу, но, по слухам, Цезарь очень похож на него, — медленно проговорил Брут.
— Вот именно, — сказал Катон. — Сулла. Нам страшен лишь тот, кто выше нас по рождению. Поэтому в свое время никто не боялся Мария, а сейчас никто не боится Помпея. Нас устрашают высокородные. Мы не можем искоренить этот страх. Разве что поступить так, как мой прадед Цензор справился со Сципионом Африканским и Сципионом Азиагеном. Сбить с них спесь!
— Но я слыхал от Бибула, что boni обхаживают Помпея.
— О да. И я это одобряю. Если хочешь поймать царя воров, Брут, сделай приманкой их принца. А мы используем Помпея, чтобы свалить Цезаря.
— Я еще слышал, что Порция выходит замуж за Бибула.
— Да, это так.
— Мне можно увидеться с ней?
Катон кивнул, теряя интерес к разговору. Рука его потянулась к графину с вином, стоявшему на столе.
— Она в своей комнате.
Брут поднялся и покинул кабинет через дверь, выходящую в небольшой, строгого вида внутренний сад. Дорические колонны. Ни бассейна, ни фонтана. Стены без фресок и картин. По одной стороне перистиля шли комнаты Катона, Афенодора Кордилиона и Статилла, по другой — комнаты Порции и ее младшего брата Марка. Далее помещались ванная комната, отхожее место и кухня. В самом дальнем конце находились комнаты слуг.
83 
