125 
«Спасибо», — заговорило существо ее собственным голосом, они всегда говорили ее голосом. И Красные Мокасины, и вот теперь этот, вышедший из тьмы. «Спасибо, — повторило существо. — Наконец-то!»
«Нет, — сказала Адриана. — Красные Мокасины?»
Существо рассмеялось, словно ногтями провели по стеклу.
«Может быть, да, а может быть, нет. Я существую в нем, в моей маленькой глиняной кукле. Ты предпочитаешь его?»
Существо преобразилось в Красные Мокасины и смотрело искоса.
«Как я тебе теперь? Хорошо, что я не доверял тебе. Ты и Франклин… вы сделали это, чтобы обмануть меня. Очень похоже, но неправильно. И выбранная вами тональность будет неправильной».
«Кто ты?»
«Разве имя что-то значит? Помнится, меня называли Метатроном,[9] Люцифером, Иеговой. Эти имена ничего не значат».
«Ты враг Бога».
«А ты невежественный кусок глины. Бога нет. Есть только мы и вы. А скоро останемся только мы. Все остальное — ложно, глупые игрушки для твоих глупых мозгов».
«Я слышала другое от твоих врагов из числа подобных тебе. Ты…»
«Их больше нет. Война в твоих воображаемых небесах окончена. Я победил».
* * *
Таг застонал, когда скальпированный воин увернулся от его удара и саданул его по плечу томагавком с такой силой, что громила Таг отлетел к стене.
— Гад, не подходи к нему! — взревел Таг и снова взмахнул саблей.
Скальпированный воин что-то сказал на непонятном Тагу языке и проворно отскочил в сторону. Таг наблюдал, как индеец по-кошачьи танцевал на кончиках пальцев. Откуда у него такая прыть? Таг с осторожностью повернулся, он почувствовал, что его раны снова открылись. Но боли не было, лишь легкое головокружение, и это несмотря на только что полученную рану.
— Знаешь, что он однажды сделал? — спросил Таг. — Мы тогда с ним впервые встретились. Я-то над ним все подтрунивал и потешался. Но, когда нас всех взяли в плен, он голыми руками схватил раскаленный ствол мушкета. Они раскалили ствол, чтобы пытать его, а он их до смерти напугал. Вот благодаря ему я жив, жив, чтобы…
Движение ускользнуло от его внимания, он ощутил лишь прикосновение приставленного к горлу лезвия топора. Ощутил вкус железа, а может быть, это был вкус крови. На лице скальпированного воина застыла зверская ухмылка.
Таг выронил саблю и схватил противника обеими руками за горло. Скальпированный воин продолжал ухмыляться, но сейчас это была ухмылка школяра, вообразившего, что он знает все на свете, и кичившегося этим. Словно он знал то, чего не знал Таг.
Да, он был значительно сильнее Тага. И Тагу казалось, что он сжимает не шею, а якорь корабля. Скальпированный воин разжимал его пальцы, и очень скоро он освободится, а его собственная кровь потечет в дыхательное горло.
Но Таг заметил еще одну вещь: скальпированный воин был силен, но весу в нем было не так много, как силы. И Таг схватил его, поднял и ударил головой о стальной потолок. Скальпированный воин выпучил глаза. А Таг снова ударил его головой, и проклятая лысая башка раскололась, как орех.
И вовремя, потому что у него самого подкашивались ноги. Он отбросил скальпированного воина и медленно сполз по стене. Таг надеялся, что кто-нибудь когда-нибудь расскажет Красным Мокасинам, что он ради него сделал, и это наполнит сердце друга гордостью.
* * *
— Ты не можешь меня одолеть. И тебе это известно, — сказал Оливер.
Они примеривались друг к другу, но клинки их так ни разу и не скрестились.
— Ты так думаешь? А почему же я все еще хочу тебя убить?
— Конечно же, любовь тому причиной. Ты всегда впадала в идиотизм, когда влюблялась.
— Ты прав, я люблю ее.
— Так же, как ты любила меня? А теперь ты хочешь меня убить.
— Ты никогда меня не любил.
— Думаешь, она тебя любит? — Оливер приблизился к Веронике.
Она отступила.
— Думаю, да. Но это не повод искать твоей смерти. Ты убил Эркюля, а он был моим другом.
— Похоже, ты все еще любишь меня.
— Конечно, люблю, Оливер. Подойди ближе, и я тебя поцелую, чтобы доказать это.
— Как я жажду твоего поцелуя! Но ты в последнее время такая непредсказуемая. А помнишь наше шальное время? Лудильщика в Стамбуле, немецкого принца в Лейпциге, записи Ньютона, которые мы воровали у него из-под носа?
— Я ценю наше прошлое. Оно многому меня научило. Теперь я знаю, кем я не хочу быть.
125 
