127 
Статуя меняла облики — Креси, Эркюль, Николас и, наконец, Леонард Улер.
«Да, — сказал Улер. — Я нашел способ… философ Сведенборг, вы знаете… он сделал машины тьмы и много чего еще. А его студент Улер — один из моих детей, вместе мы нашли способ, как сделать меня из глины, чтобы я мог покинуть то место, где мы обитали. И я стал смертным и потому невидимым для твоих детей».
«Ты принес себя в жертву? Облачился в одежды из материи?»
«Да, чтобы уничтожить тебя».
«Почему именно сейчас, когда стало наконец, так, как и должно быть? Когда мы обрели силу не только избавиться от этих паразитов и вернуть наших украденных детей, но и разорвать сами путы, которые так долго связывали нас?»
Улер рассмеялся:
«Ты вдруг снова поверил? Если так, ты же знаешь, порядок вещей таков, каким он и должен быть. Сейчас ты вызвал к жизни перемены, и они должны произойти. Но не в соответствии с твоим желанием и представлением. Этого никогда не будет».
«А что ты можешь сделать? Теперь я тебя понимаю. У тебя нет силы совладать со мной… ты растратил ее, пока прятался».
«Мне не нужна сила, она есть у Адрианы».
«Она обладает только тем, что ей дали мы. Все, что она когда-либо делала, исходило от нас. Тобою была дарована ей рука».
Метатрон вновь превратился в Красные Мокасины, на этот раз в нелепом наряде, который некогда на костюмированном празднике в Версале считался индейским.
«Разве?»
«Что ты хочешь этим сказать?»
Адриане показалось, что в голосе Метатрона появилась настороженность.
«Адриана, ты знаешь?» — спросил некто в облике Улера.
«Нет. Я думала… Уриэль… ты… подарил мне руку…»
«Ты вспомни. Когда-то ты знала иную правду. Это была лишь короткая вспышка, а потом тебя охватило забвение. Я полагал, что оно будет длиться вечно, но ошибся».
И Адриана вспомнила… все, что она увидела в то краткое мгновение… и это меняло все.
«Я сама создала руку», — сказала она.
«Именно. И мы не знаем, как это тебе удалось. И ты сама создала своего сына. Мы тебе в этом не помогали».
«Невозможно», — запротестовал Метатрон.
«И, тем не менее, это так».
«Довольно!»
Неожиданно Красные Мокасины вырос и превратился в змея, опоясывающего земной шар. Монохорд застонал, протестуя.
Но провидение Адрианы устремилось вперед, тайные путы, связывавшие мир, ослабевали и распадались у нее на глазах, и ей открывались знания, которые она жаждала обрести. Она сильнее сжала руку Нико:
«Мой сын…»
«Мама, теперь я все вижу, — сказал Николас. — Я понимаю, что ты должна сделать. Что мы должны сделать».
Адриана сильно дрожала:
«Я не могу».
«Ты должна, — прошептали София и Улер. — Он разрушит все, если ты… не разрушишь творения. Ты должна».
«Но это убьет моего сына».
«Да».
Нико посмотрел на Адриану, и вдруг она увидела не своего ребенка, а Солнечного Мальчика, двенадцатилетнего, с чуть заметной улыбкой на губах.
«Они использовали меня, — сказал он. — Они отняли меня у тебя, и все это время обманывали меня. Мне не страшна смерть. И ты не бойся, мама. Я начну первым».
«Нико…»
Неожиданно его рука дернулась, и рука Адрианы дернулась в ответ, и вместе они начали тянуть.
И Вселенная зазвучала в иной тональности.
Оливер атаковал, лезвие мелькнуло так быстро, не уследить глазом.
Креси отразила удар и отступила. Она сделала отвлекающий маневр молниеносного укола, но ее настоящий выпад получился слишком медленный, даже ребенок мог увернуться.
Ребенок, но не Оливер. Быстрота его реакции не совпала с ее медлительностью, и лезвие вошло Оливеру в плечо. От неожиданной боли он дернулся и чуть не выронил шпагу. Воспользовавшись секундной заминкой, Креси сменила темп, и лезвие замелькало.
Но Оливер довольно легко парировал удары. Звенела сталь, и вот ее лезвие вошло ему в грудь под ключицу. Вероника надавила, ввела лезвие глубже и отскочила назад, хотя в этом не было необходимости. Оливер выронил шпагу и обхватил себя за плечи, словно боялся развалиться на части.
— Ты прав, Оливер, — тихо сказала Вероника. — Ты быстрее и сильнее меня, но я лучше.
Оливер выдавил слабую улыбку и кивнул. Над ним появился malakus, скукожился и мгновенно исчез. Тяжело дыша, Креси огляделась, и все вокруг ей показалось странно чужим, словно она здесь никогда раньше не была. Ею овладело чувство, противоположное deja vu.
127 
