37 
— Черт побери, проклятие! — выругался он, внезапно выйдя из себя.
— Ничего страшного, — поспешила успокоить его Лиза. — Сейчас все уберу.
— Да не в этом дело! — Его раздражала собственная беспомощность.
— Я понимаю. — Лиза, не в силах удержаться, взяла его руку. — Но так будет не всегда. Твои ладони уже почти зажили.
Максим закрыл глаза и глухо промолвил, почти простонал:
— Говорил же тебе, не смей прикасаться ко мне!
Лиза отдернула руку и отошла от него на шаг.
— Прости.
— Нет, это ты меня прости. — Максим открыл глаза и посмотрел на нее. — Твое терпение бесконечно, а я веду себя, словно раненый медведь. Сам не знаю, чего хочу. — Он сокрушенно всплеснул руками.
Максим уже обходился одним костылем, ладони его практически зажили. Однако за день до того, как Лизе предстояло лететь в Милан, он, выходя из ванной, споткнулся и потянул поврежденную лодыжку.
Лиза, которая уже легла спать, вскочила с кровати и в одной ночной рубашке бросилась к нему.
— Макс, что случилось? — спросила она, опускаясь на колени рядом с ним.
Он что-то бубнил себе под нос, потом вдруг замолчал и стиснул зубы. По лицу разлилась мертвенная бледность, на лбу выступили капли пота.
— Со мной все в порядке, — сказал он. — Подай мне только этот чертов костыль.
Однако он, как ни старался, не мог ступать на больную ногу, и ей пришлось отвести его в спальню. Там он как подкошенный рухнул на кровать, увлекая за собой Лизу. Она распласталась на нем, и рука ее оказалась под ним.
Максим лежал, закрыв глаза, белый как смерть. Ей показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Свободной рукой она откинула волосы с его покрытого испариной лба. Он открыл глаза. Взор у него был затуманенным, зрачки расширились и потемнели.
— Господи, Лиза, — пробормотал он, — тебе обязательно надо?..
Лицо его исказилось, словно от муки, а в следующий миг покраснело. Взгляд его скользнул с ее лица на линию выреза ночной рубашки. Лизе передалась сотрясшая его дрожь. Только теперь до нее дошло, что она прижимается к нему бедрами.
— Немедленно уйди, — простонал он, снова закрыв глаза.
— Но ты придавил мне руку.
— Хм? — Его отяжелевшие веки поднялись, и он вперился в нее недобрым взглядом.
— Я не могу пошевелиться, — объяснила Лиза. Их лица разделяли всего несколько сантиметров, и она с трудом справлялась с искушением прижаться к его рту губами. Возможно, ему и было больно, он реагировал на нее и не мог скрыть этого. Будет ли аморально с ее стороны воспользоваться его слабостью?
Несколько секунд он лежал неподвижно, затем вздохнул и перевалился на бок, но от этого они стали еще ближе. Рукой он обхватил ее талию, не давая ей свалиться с постели. Еще мгновение Лиза, затаив дыхание, прижималась к нему грудью, ощущая, как сквозь тонкую ткань ночной рубашки перетекает в нее тепло его тела. Затем он, тяжело дыша, снова перевернулся на спину и вытянул по бокам руки.
Больше ничто не стесняло движений Лизы, и она смогла подняться.
— Давай я посмотрю, что с твоей лодыжкой.
— Уходи, прошу тебя!
— Как же я уйду? Тебе больно, и я могу тебе помочь.
— О, черт! — Он в смятении прикрыл рукой глаза. — Тогда, по крайней мере, сходи оденься.
Когда она вернулась, лицо ее излучало заботу и тревогу. Максим стоически переносил осмотр, плотно сжав губы. Лодыжка сильно опухла, и Лиза вызвала врача, проигнорировав гнев Максима. Ему посоветовали пару дней полежать в постели, чтобы не травмировать ногу.
— Я никуда не полечу, — заявила Лиза после ухода врача.
— Нет, ты полетишь, — отрезал Максим. — Со мной все будет в порядке.
— Но я не могу оставить…
— Подумаешь, какая-то лодыжка! — резко оборвал он ее. — Это не повод ставить под угрозу твою карьеру. Не глупи!
Лиза уже открыла рот, чтобы возразить ему, но вовремя одумалась.
— Я попрошу Анну заглянуть к тебе, — сказала она. — Иначе весь день буду переживать.
— Ну что ж, — буркнул он, — если так тебе спокойнее…
Лиза уехала, когда не было еще и шести. Вернувшись в тот же день поздно вечером, она застала Максима в гостиной. Он лежал с закрытыми глазами на диване, закинув больную ногу на спинку. На кофейном столике в беспорядке валялись кассеты.
Когда она вошла, он поднял голову и радушно улыбнулся, но потом, словно спохватившись, заставил себя принять свою обычную, вежливую и бесстрастную позу.
37 
