очень нудно 
38 
Окно кухни выходило на внутренний двор. Шел дождь, унылый, устойчивый отвесный дождь, небо затянуло, и облака, наползали с вершины холмов, скрывая пейзаж в тумане.
— Я соберу вещи. Это не займет много времени.
— Можешь взять мою машину.
Джинджер ждала, что он начнет уговаривать ее остаться, а Мартин надеялся, что она откажется от идеи уехать в Эксетер. Оба молчали секунду, затем Джинджер вышла из комнаты, и Мартин услышал, как сердито застучали ее каблучки по лестнице наверх.
Джинджер в раздражении покидала вещи в едва разобранные чемоданы. Оставалось только найти кота и Пупси и закрыть их в машине. С Мартином она не хотела прощаться. Опомнится — приедет. И будет просить прощения. И она еще очень подумает, прежде чем простить. А может, и не простит. Никогда. Он оскорбил ее. А ведь она так его любит!
В коридоре мелькнул кошачий хвост. Наполеон пробежал по каким-то своим кошачьим делам.
— Наполеон! Кис-кис! — позвала Джинджер, но котяра был слишком занят, чтобы тотчас броситься к хозяйке. Он охотился за довольно крупной мошкой. И врага необходимо было догнать и уничтожить, как всякому порядочному сторожевому коту.
Джинджер вышла в коридор и осмотрелась. Кошачий хвост мелькнул в дверях кабинета Мартина. Джинджер еще не заходила в него. Как только они приехали, Мартин закрылся в этой комнате и просидел там, перебирая бумаги, около трех часов. Он вышел оттуда хмурый и неразговорчивый, и Джинджер не захотелось спрашивать почему. Наверное, его расстроили запущенные дела. Кто его знает?
Джинджер вошла. Наполеон сидел на столе и нервно щелкал хвостом. Муха улетела. Это его весьма огорчило. Теперь он выбирал нового врага. За врага вполне могли бы сойти бумажки на столе или шнурок папки, свесившийся с этажерки рядом. Хитрый глаз кота уже примерялся, достаточно ли одного прыжка, чтобы настичь цель. Или придется прыгать дважды? Джинджер не оставила коту выбора: она сгребла пушистого хищника в охапку и строго сказала ему:
— Все, Наполеон, конец охоте. Мы едем домой. И…
Но тут ее взгляд упал на бумагу, лежавшую поверх остальных. Крупным готическим шрифтом в самом верху документа стояло ее имя. А рядом — имя Стивена Бакстера. Так и было написано: «Д. Грэхем и С. Бакстер».
Но откуда она знает, что «С» означает «Стивен»?
Стивен Бакстер!
Джинджер уронила кота на пол, и он, не сумев за нее зацепиться, поцарапал хозяйку, но Джинджер не почувствовала боли.
Стивен Бакстер.
Она знала его. Джинджер была настолько возбуждена, что ее трясло от волнения. Она вспомнила! Она потеряла деньги Хилды, ее пятьдесят тысяч фунтов. Бакстер уехал с ними. Он сбежал с деньгами милой Хилды… Черный туман начал рассеиваться. Джинджер поняла, что только что испытала всплеск утерянной памяти, она вспомнила то, что выпало из ее рассудка в момент удара о черенок лопаты. Ее кожа тут же стала липкой, покрылась ледяным потом; к горлу подступила тошнота, а комната поплыла перед глазами.
Стивен Бакстер.
Теперь она ясно увидела, что привело ее сюда в эту комнату, в этот дом, к этому человеку. К Мартину. Ощущение от открытия было таким же, как если бы с уже подсохшей раны сорвали кожу или с ясного солнечного двора ее столкнули в холодный черный подвал, полный страшных шуршащих термитов, скользких лягушек и сразу всех детских страхов вместе взятых.
Джинджер вынудила себя внимательно прочесть листок на столе Мартина.
Когда она закончила, лицо ее покрылось смертельной бледностью. В документе черным по белому написано, что она и Стивен Бакстер — партнеры, их имена образовывали вместе название фирмы, которая занималась инвестициями: на восточный рынок и обещала некому Гилберту Стюарту дивиденды в пятьсот процентов. Невероятно!
Смяв в кулаке проклятую бумагу, Джинджер метнулась на кухню. Но там она застала лишь Пупси, которая при появлении своей повелительницы преданно завиляла хвостом. Мартина не было. Джинджер выскочила на улицу. Во дворе его тоже не оказалось.
Лил дождь, но Джинджер, не замечая отвесных струй, побежала по холму, спасаясь от настигающей ее памяти, от ужасных, непереносимых мыслей. От страшного пробуждения.
Не может быть! Мартин не был ее возлюбленным. Она помнила, как он приехал к ней домой, угрожая и потрясая этой самой бумажкой. Он использовал ее. Как дешевую девку. Он использовал ее в своих целях!
Она бежала вверх по холму. Дождь кончился, по траве заструился туман. Он все более и более сгущался, становясь почти непроглядным, молочно-густым.
38 
