35 
— Не могу поручиться, что людоеды проявят выдержку, — сказал Джастин.
— Странно. А я вот точно помню, что Трини говорил, будто в округе нет ни одного племени, враждебно настроенного к белым. Более того, по его словам, местные туземцы сражались вместе с белыми против пришельцев, пытавшихся силой захватить их земли.
Не только аппетитная, но и обладает отличной памятью. Такое сочетание представляет смертельную опасность.
— Тем не менее, — гнул свое Джастин, — на востоке, в районе Роторуа, до сих пор можно встретить враждебно настроенные племена, и они довольно часто совершают набеги на прилегающую территорию, — терпеливо втолковывал он. Заметив, что Эмили обиженно выпятила губу, Джастин поспешил смягчить тон. — Единственное, о чем прошу, не выходи из дома одна. Я позже вернусь, и мы вместе прогуляемся. — Естественно, у него и в мыслях не было возвращаться до заката. Джастин рассчитывал пригласить девушку на прогулку, когда станет совсем темно и только ему будет дано любоваться ее прелестями.
— Значит, пока ты не вернешься, мне предстоит торчать здесь взаперти, как рабыне или твоей пленнице? — спросила Эмили, тряхнула кудрями и вопросительно посмотрела на Джастина.
А его раздирали противоречивые чувства и желания; хоть смейся, хоть плачь. Слово «пленница» разбудило воображение, и в уме всплыли эротические картинки, в которых немалая роль отводилась шелковым путам и пушистым звериным шкурам. В душе Джастин вновь возблагодарил бога, что он не позволил девушке угодить в руки какого-нибудь мерзавца, но одновременно приходилось признать, что совладать с собой становится все труднее.
Эмили обиженно надула губки; интересно, что она предпримет дальше? Пустит слезу или швырнет ему в лицо чем-то тяжелым? Пока суд да дело, Джастин счел за благо поскорее ретироваться. Эмили стоит у самой печки, там сковородка под рукой, а у него нет особого желания провести еще одну ночь за склеиванием разбитой утвари. Джастин нахлобучил шляпу, подивившись тому, что головной убор за короткое время приобрел странную форму, а когда поля шляпы надежно прикрыли глаза, решился наконец взглянуть на Эмили. И, к своему удивлению, обнаружил, что она не сердится, а скорее расстроена. Не удержавшись, Джастин сделал шаг навстречу, приподнял ее голову и мягко сказал:
— Я скоро вернусь, обещаю.
Сдерживаться дальше было невмоготу, Джастин нежно поцеловал девушку, она ответно задрожала, и у него в душе все перевернулось. По дороге к полю Джастин вспоминал выражение бездонных темных глаз Эмили; становилось неясно, кто из них теперь пленник?
«Я скоро вернусь, обещаю» — эта фраза, брошенная Джастином перед уходом, не давала Эмили покоя. То же самое сказал отец, когда прощался с нею в элегантной гостиной мисс Винтерс. Помнится, мороз изукрасил причудливыми узорами окна, а в комнате было уютно и тепло, весело потрескивал огонь в камине.
Директриса суетилась и не знала, как еще угодить дорогому гостю, обладавшему, по ее сведениям, солидным капиталом, который был вложен в новозеландские золотые прииски, обещавшие баснословные прибыли. В конечном счете она предоставила свою гостиную, чтобы отец и дочь могли попрощаться с глазу на глаз. Мисс Винтерс не уставала заверять мистера Скарборо, что не пожалеет усилий, дабы создать наилучшие условия для новой воспитанницы.
Как только директриса вышла из комнаты, отец и дочь примолкли; впервые в жизни они не знали, что сказать, хотя прежде им ни разу не приходилось искать тему для разговора. Они были не просто родными, а очень близкими людьми, жили душа в душу, делили радости и горе. Когда Дэвиду Скарборо едва исполнилось двадцать лет, скоропостижно скончалась его жена, красавица ирландка, и вдовец остался с вечно скулящим ребенком, у которого от натуги и слез лицо пошло красными пятнами. Однако Дэвид не растерялся, не впал в уныние, он растил дочь и часто повторял своим друзьям, что вырос вместе с девочкой. Он был ей отцом и матерью одновременно, она считала его лучшим другом. Они никогда не разлучались, а теперь вот он вынужден был ее покинуть.
Эмили не спускала глаз со снежинок, медленно таявших на воротнике пальто отца, любовалась высокой бобровой шляпой, примявшей непокорные жесткие, так похожие на ее кудри, но почему-то боялась посмотреть ему в лицо. Отец никогда раньше не выглядел таким красивым и мужественным и совсем не напоминал того бесконечно дорогого человека, каким она его знала. Сквозь слезы, струившиеся по мокрым щекам, Эмили разглядывала его ботинки, стараясь запомнить каждую складочку и морщинку.
35 
