Было очевидно, что жена ждала его. Ее глаза были ясными и живыми.
— Лотти приснился кошмар, — шепотом сказала она, виновато глядя на него. — Я просто не могла ее выгнать, понимаешь?
Стерлинг посмотрел на ребенка, уютно устроившегося в ее руках, на пяток котят, мирно спящих по всему одеялу, и ощутил острый укол зависти.
— Конечно, не могла, — пробормотал он и протянул руку, чтобы погладить Лотти по волосам. Ему пришлось сунуть руки в карманы и стиснуть их в кулаки, чтобы не сделать то же самое Лауре. — Она в хороших руках. Уверен, что ты сможешь защитить ее от монстров на всю оставшуюся ночь.
Шагая к комнате для солнечных ванн и на ходу вытаскивая из кармана сигару, он хотел только одного — чтобы она сделала то же самое для него самого.
Девонбрук Холл наполнился весельем.
Если собаки не носились по дому, играя с кем-то из котят в догонялки, то по перилам с визгом съезжала Лотти, а Джордж катался в одних носках по зеркально-гладкому полу. Сияющий Адисон заявил, что никогда еще полы из мрамора и красного дерева не были так отлично наполированы, и даже дал дополнительный выходной нескольким служанкам.
Куки носилась по кухне как ураган и грозила скалкой надменному повару-французу, когда он пытался спровадить ее из своей вотчины. Когда же она скормила один из его сливочных соусов кошкам, этот крошечный человечек вышел из себя и вылетел в столовую, извергая такие изощренные галльские проклятия, что это произвело впечатление даже на Довера. Куки же отделалась передником, которым швырнул в нее француз, приступая к новой партии имбирных пряников.
Единственным, кого, казалось, никак не затронул этот веселый хаос, снизошедший на дом, был его хозяин. Стерлинг редко выходил из своего темного кабинета и даже, в основном, ел там, поскольку семья Лауры присвоила себе обеденный стол в столовой для игры в карты и шумных приемов пищи.
Однажды вечером, когда кузина зашла к нему в кабинет, она застала его работающим за столом при свете всего одной лампы.
— Какая рассеянность с моей стороны, — сухо сказал он. — Должно быть, я не услышал, как ты стучишь.
Как обычно, Диана заговорила без обиняков.
— Вы поженились уже почти месяц назад, а ты до сих пор не сделал ни одной попытки представить свою жену обществу.
Стерлинг неопределенно махнул пером, которое держал в руке, и продолжил набрасывать письменные указания одному из своих управляющих в Ланкашире.
— Большая часть общества сейчас на побережье или за городом. Возможно, в сентябре, когда все вернутся…
— Она думает, что ты стыдишься ее.
Стерлинг вскинул голову.
— Стыжусь ее? Откуда она взяла такую абсурдную мысль?
— Ходят определенные слухи о необычных обстоятельствах вашего брака, и ты не сделал ничего, чтобы их развеять.
— Элизабет… — выдохнул он и провел рукой по волосам. — Будь проклята эта женщина и ее злобный язык.
— К сожалению, вскоре после своего приезда в Лондон, Лаура стала свидетельницей одного умышленно затеянного разговора, в котором обсуждались ее различные изъяны.
— Изъяны? — Стерлинг вскочил на ноги. — У нее нет никаких изъянов, черт подери! Она прекрасная, добрая, преданная, веселая и даже чересчур умная женщина. Да любой мужчина был бы счастлив взять ее в жены!
Диана выгнула идеально ровную бровь.
Стерлинг опустился обратно в кресло, избегая встречаться с ней глазами. Он предполагал, что не только Элизабет была виновата в том, что у Лауры сложилось неверное представление. В конце концов, он и только он был виноват, что тайно приходил к ней в постель каждую ночь и обращался с ней скорее как с любовницей, нежели с законной женой.
Он постучал пером по толстой тетради в кожаной обложке.
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы устроить бал?
— С помощью Адисона — полторы недели, — сразу сказала Диана, как будто ожидала, что он задаст такой вопрос.
— Тогда тебе лучше начать им заниматься. — Она пошла к двери, и Стерлинг добавил:
— О, и проследи, пожалуйста, чтобы леди Хьюит получила на него приглашение.
Улыбка Диана напоминала кошачью.
— С превеликим удовольствием.
Когда рано утром, в день назначенного бала, Стерлинг просматривал тщательно составленный Дианой список приглашенных, в дверях его кабинета показалась голова Адисона, который зажимал пальцами нос, словно от неприятного запаха.