24 
Мартин уже взялся за верхнюю пуговицу блузки. Еще мгновение – он расстегнет их все и примется ласкать ее, и ей не захочется его останавливать…
– Прекрати! – Глэдис вцепилась в его запястья. Брови Мартина сошлись над переносицей. Она застала его врасплох и теперь спешила воспользоваться преимуществом, прибегая к новым доводам: – Мы… мы славно поразвлеклись, я согласна, а теперь ты хочешь все испортить. Право же, мы оба знали, на что шли. Не нужно ничего добавлять.
– Я думал, нам стоит…
– Что стоит? Договориться о встречах на более-менее постоянной основе? – Глэдис натянуто улыбнулась. – Прости, но я предпочла бы поставить точку. Все хорошо в меру, знаешь ли.
Он разозлился, это было очевидно: бронзовое от загара лицо побагровело. Его самолюбие задето, и не на шутку. А чего, собственно, он ждал? Соглашения типа: «по-вторникам-твое-время»? Вроде как с той блондинкой?
Мартин молча окинул гостью взглядом, затем коротко кивнул.
– Как хочешь. Вообще-то ты права. Во всем нужна мера. – Сейчас я оденусь и отвезу тебя домой.
– Нет! Я возьму такси!
– Не городи чепухи.
– Я вполне способна самостоятельно добраться до дома.
– Может, и так. – В голосе его прозвучал металл, взгляд не сулил ничего хорошего. Фагерст скрестил руки на груди, и где-то на краю сознания Глэдис мелькнула мысль, что даже неодетый он умудряется выглядеть внушительно. – Но здесь, видишь ли, Лос-Анджелес, а не провинциальное захолустье, и я не позволю женщине одной разгуливать по улицам в этот час.
– Не позволишь? Ты не позволишь? – Глэдис с достоинством выпрямилась. – Кто это станет тебя спрашивать?
– Черт! Я не вижу причин для ссоры!
– И я не вижу. До свидания, Мартин.
Тяжелая ладонь легла на ее плечо, и железные пальцы до боли впились в кожу.
– В чем дело, Глэдис? Ты можешь мне объяснить?
– Я уже все объяснила.
– Я тебя выслушал и не поверил ни единому слову. – Мартин ослабил хватку; шершавые подушечки пальцев ласково коснулись щеки. – Ты сама знаешь, что хочешь большего.
– Ты понятия не имеешь о том, чего я хочу! – огрызнулась она.
Мартин улыбнулся.
– Так скажи мне! Дай мне одеться. Мы выпьем кофе и обо всем поговорим.
– Сколько раз нужно повторить, что ты мне безразличен?
Он помрачнел, постоял немного, глядя в пол, а затем убрал руку с ее плеча. Повернулся, зашагал в спальню, снял телефонную трубку и нажал на кнопку.
– Смит? Мисс Рейнджер уезжает. Будь добр подать машину.
– Это еще зачем? С какой стати будить шофера?
Мартин издевательски улыбнулся, вешая трубку.
– Уверен, что Смит оценит столь трогательное проявление заботы, но, видишь ли, он состоит при мне уже много лет и привык к подобным «побудкам». Ты найдешь дорогу к выходу или стоит позвонить швейцару?
– Найду!
– Отлично. В таком случае прошу меня извинить… – И дверь неслышно затворилась.
Глэдис застыла на пороге, чувствуя, как щеки заливает предательский румянец и в груди волной поднимается ненависть… К нему или к себе самой?
Затем она развернулась и побежала к лифту. Сумеет ли она когда-нибудь забыть сегодняшнее безрассудство? А еще – сумеет ли забыть, что впервые обрела рай в объятиях Мартина Фагерста?
Мартин стоял у закрытых дверей лифта, глядя на освещенное табло. Мигающие цифры отмечали путь Глэдис к первому этажу. Он второпях натянул джинсы, но ни рубашку, ни хотя бы майку надевать не стал.
Что произошло за последние несколько часов? Он уснул, сжимая в объятиях нежную и покорную возлюбленную, такую счастливую, такую отзывчивую, а проснувшись, обнаружил холодную, неприступную незнакомку.
Впрочем, нет, отнюдь не незнакомку! Именно такой Глэдис предстала ему на свадьбе: ослепительная красавица с языком, острым как бритва, и с характером, как у медведицы-гризли. Если верить ей, то, что произошло между ними ночью, сущие пустяки, случайная интрижка, не больше.
Огни на табло погасли. Глэдис спустилась на первый этаж. Мартин позвонил-таки швейцару, и тот уже ждет внизу, чтобы сдать гостью с рук на руки Смиту.
Все еще кипя от бешенства, Фагерст вышел на балкон и успел увидеть, как женщина садится в машину. Смит закрыл за нею дверцу, сел за руль – и все. Она исчезла – скатертью дорога!
Но кого он обманывает? Все не так просто – она не исчезла! В воздухе разливалось неуловимое благоухание – память о ее присутствии. Звук ее голоса звучал в сознании, словно позабытый мотив.
24 
