12 
Роберта уже не раз слышала о нем в издательстве: талантливый, пишет сильно, внятно без туманного многословия и мудреностей, очаровывает с первых строк глубоким пониманием того, о чем толкует. Высказывали и другие мнения: видит-де мир в слишком мрачных красках и даже нудноват. Не привыкшая судить о чем бы то ни было с чужих слов, Роберта успела прочесть первую книгу О’Брайена и даже немного в него влюбиться. Точнее, в главного героя, журналиста, что в августе девяносто восьмого года волей случая оказался в городе Ома и стал свидетелем зверской террористической расправы, перевернувшей его представление о жизни, о человеческой сущности и о том, ради чего мы являемся на свет.
Роберта рисовала себе О’Брайена неулыбчивым, суровым, рано постаревшим мудрецом, что поглядывает на окружающих снисходительно и с осуждением. И ошиблась. Джеффри О’Брайен оказался человеком весьма приятной наружности: крепкого сложения, с густыми русыми волосами, зоркими, все подмечающими и вместе с тем ласковыми глазами и родинкой на левой щеке, что придавала всему его мужественному облику теплоту и душевность.
Вся компания была кто в рыжих, кто в зеленых забавных париках – их в этот день продавали повсюду, – журналистка Кэт Дикинсон нарядилась в одежду и шляпу Леприкона, вымазала лицо зеленой краской, а к запястьям привязала по зеленому воздушному шарику. Смеялись и шутили на каждом шагу.
Роберта с любопытством наблюдала за разгулявшимися литераторами. Большинство были личности яркие и запоминающиеся и не без удовольствия выставляли себя напоказ: щеголяли книжными словечками и выспренними тирадами, демонстративно пили виски прямо из горла, передавая бутылку по кругу, и то и дело отпускали колкости в адрес товарищей по перу, которых, разумеется, не было рядом. С уст же О’Брайена за целый день не слетело ни единого ядовитого словца, а для виски он купил в ближайшем ларьке стаканчики. Один предложил Роберте, второй взял себе, третий протянул Элен, остальные отдал долговязому Эрни, который нес их до ближайшей урны и между делом выбросил. В отличие от приятелей О’Брайен не вливал в себя виски рекой – пил умеренно, почти не пьянел, но веселился не меньше других и с охотой провозглашал тосты.
Роберта была покорена О’Брайеном. Чутье подсказывало ей, что и она ему пришлась по сердцу. Пытливее и чаще, нежели на остальных, и как будто даже с большей мягкостью он смотрел на нее; всякий раз, когда взгляд его серых глаз останавливался на ней, Роберте приходила странная мысль: ближе человека у меня нет во всем Дублине. А может, на земле. Впрочем, сказать наверняка, что он ею заинтересован, было нельзя. Город отдыхал: тут и там разноголосо гомонили и хохотали, играли оркестры и волынки, кто-то свистел, верещали обалдевшие от обилия развлечений дети, мелькали трилистники, национальные флаги, поднимались кружки с пивом. В иные минуты казалось, что каждый влюблен во всех вокруг.
Роберту стал открыто обхаживать двадцативосьмилетний Алекс Кэшер, бывший одноклассник Элен, – невысокий, с довольно симпатичным лицом, на котором, однако, уже лежала печать прожигателя жизни. На комплименты Алекса Роберта отвечала шутками, при всякой удобной возможности отходила от него подальше, а когда он якобы дружески клал руку ей на плечи, тотчас ее убирала.
Вечером в небе вспыхнули разноцветные букеты салюта и начался музыкальный фестиваль.
– Итак, потанцуем! – возгласил захмелевший Эрни, когда компания остановилась на центральной площади рядом с троицей лихо отплясывавших старичков.
Минуту спустя заиграла медленная мелодия, и Эрни, дурачась, схватил за руки Роберту и Алекса, притянул их друг к другу и втолкнул в море бегающих бликов, где кружились парочки. Роберта успела заметить, как Эрни с улыбкой преуспевающей свахи обнимает Джеффри и подводит его к Элен. Через мгновение те присоединились к танцующим.
Алекс что-то без умолку говорил, но она его не слушала; разгоряченные танцоры-старички, продолжая двигаться в том же быстром темпе, выделывали затейливые па, отчего все кругом умирали со смеху, но Роберта всего этого будто не видела. Она смотрела в сторону, притворяясь, что погружена в мысли, сама же краем глаза наблюдала за Элен и Джеффри.
Лицо Элен светилось той особенной радостью, какая приходит лишь с первыми признаками влюбленности. За все время, что Роберта ее знала, она ни разу не видела ее такой взволнованной. Они с Джеффри о чем-то непрерывно говорили – Элен улыбалась и живо кивала. Временами улыбался и Джеффри. Радость Роберты померкла, и праздник мечты вдруг перестал быть праздником.
12 
