16 
– Моя бедная Коппелия! Вы все знаете, что кто-то похитил нашу драгоценную куклу. Даже не могу себе представить, где она может быть? И кто мог ее взять? Но, боюсь, что это еще не все. Я везде пыталась найти другую куклу подходящего размера. Я обзвонила все магазины игрушек, универмаги, мастерские… никто не смог мне сказать, где найти другую куклу такого же размера. Но нам обязательно нужна такая кукла! И я снова спрашиваю вас, нет ли у кого-нибудь куклы, которая могла бы сойти за Коппелию на нашем концерте?
Надежда погасла в глазах мадам Андре, когда она увидела, что все девочки, вопросительно переглянувшись, отрицательно покачали головами. Элизабет быстро взглянула на Джессику, но на лице сестры было такое безмятежное выражение, что Элизабет так и не поняла, брала Джессика куклу или нет.
– Ну ладно, хватит болтовни на сегодня, – отрывисто сказала мадам. – Кордебалет на середину зала, s'il vous plate. Сванильда, пока репетирует кордебалет, разогрейся станка.
Элизабет послушно подошла к станку и начала разминаться. Но краем глаза она видела, как девочки из кордебалета репетируют свою партию. И заметнее всех была Джессика. У Элизабет захватило дух, когда она увидела, как сестра кружится по залу, слившись с музыкой. Она танцевала прекрасно, гораздо лучше всех остальных.
„Она действительно танцует слишком хорошо, чтобы быть просто в кордебалете, – поняла Элизабет.
Эта мысль не давала ей покоя, особенно теперь, когда они так рассорились.
«Ах, если бы я была здесь, когда она танцевала на просмотре для мадам Андре, – думала Элизабет. Тогда бы я точно знала, кто на самом деле танцует лучше всех».
– Элизабет! Ты должна работать, а не мечтать, – прервала ее размышления мадам Андре.
Элизабет и не заметила, что остановилась, когда задумалась о сестре.
– Да, Элизабет, – продолжала мадам уже мягче. – Раз уж ты обратила на меня внимание, давай мы с тобой немного поработаем. Ты не совсем правильно выполняешь некоторые па.
Элизабет почувствовала облегчение. Теперь наверняка удастся преодолеть трудности, которые у нее возникли в главной партии.
Мадам Андре терпеливо объясняла ей, как правильно выполнять движения. Элизабет пробовала снова и снова, но без ошибок пока не получалось.
– Ты просто нервничаешь из-за предстоящего концерта, – успокоила ее мадам. – Поработай дома над тем, что я показала тебе. Уверена, скоро ты все прекрасно сможешь исполнить.
Прежде чем отпустить учениц домой, мадам Андре раздала им костюмы к концерту. Элизабет почти не слышала, как все вокруг охали и ахали от восхищения, рассматривая свои яркие нарядные костюмы. Она не видела ничего, кроме прекрасного голубого костюма Сванильды, с воздушной юбочкой, подбитой несколькими метрами капрона, и украшенного целым созвездием сверкающих блесток.
«Я буду упражняться дома, – пообещала про себя Элизабет, беря из рук мадам Андре это чудное платье. И я буду самой лучшей Сванильдой на свете!»
Джессика знала, что Элизабет каждый день после школы спешит домой, чтобы поработать над своей сольной партией. Ей было известно и то, что Элизабет изо всех сил старается успеть разучить сложные па к концерту. И Джессика заметила, что с каждым днем сестра нервничает все больше, так что ее фуэтэ и жете становятся хуже, а не лучше.
В пятницу, накануне генеральной репетиции и за два дня до концерта Джессика неторопливо спустилась в подвал, сделав вид, что не замечает Элизабет, работающую над своей партией. Джессика открыла сушилку в надежде найти там свой ярко-розовый спортивный свитер. Она уже везде искала, и на сушилку была последняя надежда. Она покопалась в теплой куче вещей, даже не обратив внимания на то, что там лежало. Джессика не сводила глаз с Элизабет, выполнявшей самую трудную часть своей партии – серию пируэтов. Элизабет каждый раз начинала правильно, с четвертой позиции, но во время второго поворота вдруг начинала шататься и теряла равновесие.
Но обида и злость Джессики начали проходить, когда она увидела на лице Элизабет, пытавшейся разучить повороты, выражение крайнего отчаяния.
«Она отвратительно исполнит партию Сванильды. Ей не научится этому па, – думала Джессика. – Она опозорится сама и опозорит маму с папой и меня».
Джессика постаралась побороть нарастающее в душе сочувствие.
Одна ее половина хотела, чтобы Элизабет проварилась на концерте, чтобы можно было сказать: «Ну вот, я же тебе говорила!» Но другая, несмотря ни на что, не могла забыть, что Элизабет все равно для нее самый близкий человек на свете. И наконец Джессика просто не могла стоять, ничего не делая.
16 
