очень нудно 
32 
— Хочешь еще чаю? — спросила она, не смея посмотреть на Николаса.
Он тихо рассмеялся.
— Хочу.
Сара медленно подняла голову и посмотрела на него. В его взгляде не было и намека на презрение или осуждение — только беспредельное восхищение и любование.
— Тогда пойдем в гостиную, — прошептала она, успокаиваясь.
Николас кивнул.
Двигаясь как будто в замедленном режиме, Сара выключила компьютер, и, взявшись за руки, они с Николасом вышли из кабинета. В кухню — чтобы подогреть чайник — направились вдвоем. Ее по-деревенски теплая, нарочито простая и оттого кажущаяся особенно уютной обстановка покорила сердце Николаса. Деревянные столы, стулья, буфет, льняные с оборками занавески, салфетки и полотенца, керамическая посуда, расписанная цветами. Он рассматривал все это с таким выражением лица, словно никогда в жизни не видел ничего более чудесного. А когда его взгляд встретился со взглядом Сары, она прочла в его глазах желание стать здесь своим.
— Чайник кипит, — пробормотала она, отворачиваясь, и испугалась, что секунду назад разгаданная ею тайна Николаса лишь плод ее разыгравшегося воображения.
Он сам снял чайник с плиты и, обняв Сару за плечи, повел в гостиную.
Когда они шли по освещенному желтоватым светом коридору, Сара вдруг ощутила, что ее в сердце возникло ранее неведомое ей желание: именно с этим человеком создать семью, именно от него родить ребенка... От осознания этого тонкие волоски на ее шее встали дыбом, а по рукам и спине пробежали мурашки.
А ведь именно об этом мне говорила Пат, подумала она, вспоминая недавний разговор с сестрой. Немыслимо!.. Я знаю этого парня всего два дня. Вернее, две недели.
О подогретом чайнике, равно как и обо всем остальном на свете, они позабыли, едва сели на диван и взглянули друг другу в глаза.
Упиваясь жаркими, ненасытными ласками Николаса, затуманенным сознанием Сара понимала, что не должна так быстро отдаваться страсти. Потом исчезло все — стыд, страх, мысли... Остался лишь Николас — его волшебные руки, губы, обжигающее дыхание.
Пыл, с которым они целовались, сменила трепетная нежность. Николас принялся медленными круговыми движениями, будто рисуя пальцами колечки, поглаживать руки, плечи, спину Сары. Она откинулась на подушки и закрыла глаза, блаженствуя при каждом его прикосновении.
Ей казалось, что все происходящее не реальность, а продолжение начавшейся столь невероятным образом сказки, сказки про них двоих.
— Как потрясающе ты это делаешь... — прошептала она, тяжело дыша. — Мне нравится... Очень нравится...
— И мне нравится... Гладить тебя, — тоже шепотом, сдавленным, прерывистым, ответил Николас. — Ты красивая... Теплая, умопомрачительная...
Он начал покрывать каждый кусочек не скрытой платьем кожи, на котором только что начертил кружок, нежными поцелуями. Сара то вздрагивала всей телом и тихо постанывала, то выгибала спину, то запускала пальцы в его аккуратно подстриженные густые черные волосы.
Их ласки продолжались нескончаемо долго. Неторопливо, играючи Николас расстегнул длинную молнию на платье Сары. Любуясь восхитительными изгибами тела, обнажил одно ее плечо, другое, руки, высокую упругую грудь...
Когда на обоих уже не было одежды, когда желание достигло накала, на смену нежности пришла страсть...
Сара проснулась, почувствовав запах свежеприготовленного кофе. Открыла глаза, изумленно осмотрелась по сторонам. Она лежала в гостиной на многочисленных диванных подушках... полностью обнаженная!
За окном едва брезжил рассвет. На телефонном столике горела маленькая белая лампа.
«Николас!» — прозвучало в сознании Сары, и воспоминания о вчерашнем вечере, плавно перешедшем в ночь, возникли в ее памяти в сотне обескураживающих подробностей.
— Черт! — пробормотала она, охваченная стыдом. — Неужели это было со мной?
Стыд в ее душе уступил место страху. Что-то в сегодняшнем мире не соответствовало миру вчерашнему и позавчерашнему — всем предыдущим дням ее двадцатишестилетней жизни. Что-то безвозвратно изменилось. И хотя это, несомненно, была перемена к лучшему, Сара, толком не разобравшаяся еще в произошедшем, растерялась.
Накрывшись двумя подушками, она приподняла голову и оглядела комнату. Чайный столик, вчера оставленный у дивана, с чашками, булками, джемом и печеньем, теперь стоял на прежнем своем месте. На нем красовалась вазочка, будто вовсе никуда и не перекочевывавшая прошлым вечером. Платье, улетевшее накануне куда-то в центр комнаты, аккуратно висело на высокой спинке кресла. Часы на стене показывали двадцать минут шестого.
32 
