На этом разговор, естественно, прекратился.
Несколько секунд Вассон стоял неподвижно, охваченный желанием войти в гримерную, схватить Кетлин за плечи и вытрясти из нее правду. Но рассудок подсказал ему поступить умнее — хитрее и осторожнее.
Тихо повернувшись, он быстрыми, почти беззвучными шагами направился к лестнице и успел исчезнуть из коридора до появления в нем манекенщиц.
Только приехав домой и выпив кофе, он сумел усмирить разыгравшийся в нем гнев.
— Это она, она, черт бы ее побрал! Она все подстроила! Но как именно? — скрежетал он зубами, меряя шагами гостиную и напряженно прикидывая, что может предпринять. — Собственными руками придушил бы! Змея! Мерзавка! Гадина! Разрушила наше счастье, разлучила нас!
В три ночи, выпив еще чашек шесть кофе и несчетное количество раз обойдя гостиную, он наконец придумал, как поступить.
Кетлин давно ходила перед ним на задних лапках, пыталась очаровать сладко-притворными улыбочками и неестественно ласковым голоском. Филип почти не сомневался, что она готова броситься ему на шею при первой же удобной возможности. Поэтому решил ей подыграть, усыпить ее бдительность, заставить поверить в то, что и он не прочь закрутить с ней роман… А в самый неожиданный момент он, что называется, возьмет ее на пушку и выведает нужные сведения.
Другого выхода у него не было.
Сдав экзамены и немного придя в себя после потрясения в Милане, Софи затосковала.
О возобновлении отношений с Филипом она не могла и думать. Во-первых, потому, что до сих пор вздрагивала, вспоминая его крики и незаслуженные обвинения. Во-вторых, потому, что была уверена в том, что он в ней разочаровался. Разговаривать, встречаться с ним она пока не находила в себе сил, поэтому продолжала жить у родителей и не включала сотовый.
Без Филипа она словно медленно угасала, без него и без поездок, показов, съемок. Ей все сильнее и сильнее хотелось вернуться в атмосферу праздничности, таинственности, красоты, туда, куда ее привела однажды любовь к известному кутюрье. Любовь первая, неугасаемая и — как ей казалось — единственная в ее жизни.
Но страх перед повторением тех странностей, боязнь оказаться не в состоянии работать удерживали от решительного шага. Софи так бы и страдала бесконечно долго, если бы в один прекрасный день в колледже ее не разыскала Клара.
— Нам нужно серьезно поговорить, — сообщила агент, поприветствовав и обняв Софи. — Здесь есть какой-нибудь кафетерий или что-нибудь в этом роде?
— Естественно.
Они прошли в уютное кафе на территории колледжа, расположились за столиком в углу и заказали по чашке горячего шоколада.
— Ты не поверишь! — начала Клара, тараща светло-серые, как всегда умело подведенные черным глаза. — Вчера нашей обожаемой начальнице позвонила сама Франсин… ну, ты знаешь, Франсин Дюмон. Сказала, что вот уже три дня названивает тебе на сотовый, а он постоянно отключен.
Принесли шоколад, и Софи сделала небольшой глоток.
— Правильно. Я специально его отключила, чтобы сотню раз не объяснять всем, у кого есть моя визитка, что моделью я больше не работаю, — сказала она, тщетно пытаясь выглядеть беспечной.
— Слушай дальше, — с таинственным видом произнесла Клара. — Наша Мюррей ответила, что Софи, мол, временно не работает, решила отдохнуть и все такое, на что темпераментная француженка ответила в своем стиле — настоящим взрывом. Франсин закричала: «Разве вы не понимаете, что девочка в депрессии? Разве не считаете, что ей нужно помочь? Неужели не боитесь потерять такой талант?» И все в том же духе.
В сердце Софи затеплилась надежда. Продолжение рассказа Клары она слушала затаив дыхание.
— В общем, Франсин хочет, чтобы ты участвовала в съемках для ее каталога шляп, — говорила та. — Велела нам достать тебя хоть из-под земли и убедить прийти к ней на встречу. Она даже заявила, что если не выполним ее просьбу, то очень пожалеем. Можешь себе представить?
Софи покачала головой.
— Почти нет.
— Я так и думала! — Клара улыбнулась. — Короче говоря, эту «почетную» обязанность возложили на меня. Я до позднего вечера названивала вчера тебе домой, а сегодня явилась сюда. — Она посерьезнела и испытующе заглянула в задумчивые глаза Софи. — Ты позвонишь Дюмон?
— Да, — с неожиданной твердостью ответила Софи.
Через два дня она была уже в Париже. Франсин встретила ее как родную дочь. И сразу заговорила с ней на «ты».