очень нудно 
46 
На миг задумываюсь. Врать, будто у нас с Максуэллом все отлично, тоже нельзя. Потом все равно выяснится правда, да и не умею я лгать отцу. Надо сказать, что мы разошлись, но по возможности беззаботным тоном.
— Папа, у нас с Максуэллом… — Чувствую, что мой голос сейчас задрожит, и резко умолкаю.
— Что? — с тревогой спрашивает отец.
— Понимаешь… Как бы это объяснить…
Суматошно подбираю нужные слова, стараясь не замечать острую боль в сердце. Где-то в глубине сознания настойчиво звучит: если бы не твой эгоизм, вы снова поехали бы ужинать вчетвером. Потом Максуэлл пригласил бы тебя к себе…
Нет! Я кручу головой. Об этом сейчас думать нельзя.
— Я вдруг поняла, что не могу быть уверена… В общем, неизвестно, нужно ли нам встречаться…
— Вы что, расстались? — тихо спрашивает отец, явно стараясь скрыть, что он огорчен.
— Да, но, может, только на время, — изворачиваюсь я. — Просто кое-что произошло, по сути мелочь, но мы почувствовали, что какое-то время нам лучше не видеться… — Бесшумно вздыхаю.
— А мне показалось… — протяжно произносит отец.
Я негромко смеюсь.
— Да, мне тоже так казалось. Но потом… Ты главное не беспокойся. Я чувствую, что в любом случае все так, как должно быть.
Отец какое-то время молчит.
— Ты правда в норме?
— Конечно.
— А то, если хочешь, я к тебе приеду.
— Я правда в норме! — объявляю я, поражаясь, что могу прикидываться такой бодрой. — В противном случае распустила бы нюни — ты же меня знаешь! — Хихикаю.
— Смотри, — говорит отец, и я чувствую по его голосу, что не зря стараюсь — папа успокоился. — Если что, говори, я всегда готов тебя поддержать.
— Знаю. — Когда я откладываю сотовый в сторону, замечаю, что у меня слегка дрожат руки. Опускаюсь на кровать и задумываюсь.
Вроде бы я все правильно сделала. Прислушиваюсь к себе: да, все правильно. Но вот в груди вдруг шевелится едва различимое сомнение, и я задаюсь вопросом: а не из стыда ли я умолчала о своих глупостях?
Воспроизвожу в голове весь разговор с отцом, фразу за фразой, вспоминаю все, что я чувствовала, и стараюсь быть предельно честной с собой.
Нет, дело не в стыде. Мне стало бы куда легче, если бы я отдала все на суд отца. Он бы, как обычно, нашел объяснение каждой моей ошибке, что-то посоветовал, посочувствовал. И я, маленький ребенок, полностью зависимый от папы, успокоилась бы.
Но я не стала плакаться, нашла в себе силы. Значит, не безнадежна.
Вскакиваю с кровати, охваченная желанием меняться и дальше.
Это важно для меня! Для меня и… для Максуэлла. Для нашего общего будущего. Если, конечно, оно у нас есть, говорю я себе.
Сердце на мгновение замирает, но я не позволяю себе утонуть в тоске, плотно сжимаю губы и возвращаюсь на кухню пить кофе.
Поиски работы — занятие далеко не из самых приятных. Где-то в глубине души я надеялась, что мне повезет и подходящее место найдется сразу же, однако жизнь не желает меня баловать. Я отправила резюме в несколько фирм, в одну даже съездила на собеседование, но управляющего, с которым я только начала разговаривать, срочно вызвали по делам. Он уехал, а я ждала еще час и ушла ни с чем. Неделя подходит к концу, а у меня все остается без изменений. Максуэлл так и не звонит, и мне с каждым днем становится все тяжелее. Не зря, наверное, говорят, что слабенькая любовь в разлуке гаснет, а сильная — лишь разгорается. Я только теперь по-настоящему осознала, насколько мне дорог этот человек и как его не хватает.
Особенно грустно бывает по вечерам, когда я в одиночестве ложусь в постель, закрываю глаза и вижу перед собой его образ. Я тоскую по Максуэллу настолько, что, мне кажется, чувствую его тепло и запах, от этого темными ночами хочется плакать в подушку, но я говорю слезам: нет.
Переступаю порог нынешнего маминого дома с опаской и жутким волнением. Как все пройдет? Наладить отношения предстоит не только с Марком, совершенно незнакомым мне человеком, но и с родной матерью. А палочки-выручалочки Максуэлла рядом нет. Мама явно смущена, но держится молодцом. Широко улыбается и раскрывает мне объятия. Я прижимаюсь к ее груди, на миг закрываю глаза, и в душе просыпается что-то теплое, затерявшееся в далеком детстве.
— Я приготовила крабов в мягком панцире, — говорит она. — Твоих любимых.
Мама, мама! — думаю я, стыдясь своего былого поведения и жалея об упущенном времени. Как же давно мы с тобой не общались! Крабов в мягком панцире я разлюбила несколько лет назад, когда мы объелись ими с Кристофером и потом были вынуждены отлеживаться. Вслух я этого, конечно, не произношу. Напротив, делаю вид, будто с удовольствием полакомлюсь крабами.
46 
