14 
Леша покосился на Власова, и тот сразу пришел ему на помощь:
— Не нравишься ты ему, понимаешь? Усвой, Лаврентьева, ты не мешок с баксами. Ты не можешь нравиться всем.
— Мешок она, мешок, — вмешался откуда-то возникший Бабин, молодой и навязчивый младший преподаватель физиологии, которому почему-то хотелось дружить со студентами. — Мешок она, мешок. У нее же папаша…
Лаврентьева всхлипнула, покраснела и вбежала внутрь.
Я осталась с Коротковым и Власовым на крыльце.
— Леш, я не врубаюсь. Хоть убей. Химия для меня — мир загадок. А денег нету. Что делать, а, скажи?
Леша кивнул, посочувствовал, а Власов сказал:
— Форель, не падай духом. Выше нос, шире взгляд!
— Не понимаю…
— Попробуй стать полезной. Предложи себя, например, в качестве журналиста. Напечатай им какую-нибудь научную статью. Или, ну не знаю. Вымой, что ли, кабинет…
Короткое сказал:
— Вова, она сама все выучит. Материал-то несложный. Даш, правда, ты все выучишь?
— Нет, не выучу. Вызубрить-то я могу, а вот понять — это уже выше моих способностей.
— Ты можешь пойти подопытным на факультет. Твои химические реакции станут научным пособием.
— Правильно, Вов, — сказал Леша. — Уж лучше чтоб на тебе опыты ставили, подключали к черепу электроды и кололи ацетилхолин, чем взять и все выучить.
— Ты нас, двоечников, не поймешь, — сказал Власов с тоской. Леша вежливо улыбнулся и виновато кивнул, а я согласилась с Власовым.
После очередного краха на занятии я пошла в преподавательскую. На крохотном стуле восседал профессор Соболев. На его богатом животе лопался грязный халат. Средняя пуговица не выдержала и отскочила. В пепельнице дымилась сигара.
— Ничего не говори. Я знаю, зачем явилась.
Я медленно кивнула и села напротив.
Конечно, он знал. И все это знали. Соболев никогда не брал деньгами, у него их и так навалом. Человек занимается ремонтным бизнесом. Но и за просто так профессор никому не помогал. Через пару мгновений в преподавательскую влетел маленький, сутулый студент.
— А в какую, говорите, прачечную?
— Запомни, придурок. «Бе-ло-снеж-ка». Или тебе это слово надо записать?
— Роман Евгенич, такой на улице Правды нет.
— Ну, тупица. Ладно. Ищи другую. Но со скидкой. И запомни — под лацканом — чернильное пятно. А на воротничке у нас что?
— Жирные разводы! — уверенно выкрикнул парень.
— Молодец. Все. Вылетел пулей. А зачетку оставь у меня.
— Спасибо вам! — Мелко кланяясь, студент удалился.
Большим и указательным пальцами Соболев вытер белые сгустки слюны с уголков губ. У него была сильная одышка. Голос — хриплый и прерывистый. Халат серел от пота. Лоб украшали сверкающие испарины. В моих почти что медицинских мозгах оформился вывод: «холестерин».
— Это ты у нас, значит, Форель?
— Я. Если честно…
— Молчать. Чем родители занимаются?
— Мама — журналист, папа — психолог.
— Братья-сестры имеются?
— К сожалению, нет.
— А ты случайно не знакома с представителями шоу- индустрии?
— Что?!
— А кто-нибудь в прокуратуре служит?
— Я бы не сказала…
Соболев задумался. Он докурил сигару, качнулся назад и медленно водрузил китовые ноги на стол.
— Ммм. Что с тебя взять-то?
Затем, долгой секундой позже:
— А у тебя есть, скажем, какие-нибудь таланты? Ты танцуешь? Или, может, поешь?
— Ну разве что как любитель.
— Продемонстрируй.
— Прямо здесь?!
— А что, в анатомичке тебе спелось бы лучше?
Я опрокинула голову вниз. Кажется, это был последний раз. Да точно. Начиная с того момента я решила прекратить терпеть. Я больше не буду позволять над собой издеваться. Но пока эта мысль касалась отдаленной перспективы.
— Слушай, а как у тебя с аккуратностью? Дай тетрадь, гляну почерк.
— Переписать что-то надо? Не вопрос. Это я люблю (кстати, действительно люблю).
— Нет, не переписать. А руки у тебя — хорошие? Моешь часто?
— Прошу прощения?
— Ну, я вижу — ты девушка аккуратная. У меня для тебя серьезное партийное задание.
— Спасибо, — говорю, — товарищ Берия…
В моей голове бегущей строкой промелькнул список всевозможных вариантов, включая нехитрые хирургические манипуляции, а также действия уголовно наказуемого характера, связанные с химией или секс-услугами. Я почувствовала, что бледнею.
14 
