Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
74 
– Мне нужна доза! Какого черта нет денег на дозу?!
– Заткнись, уродина!
Ева замерла на месте. Она не узнала первый, женский голос, но ответивший мужской был тот самый, который жил в ее снах и кошмарах, – голос отца.
– Это ты заткнись, ублюдок гребаный. Если бы ты не обрюхатил меня первым делом, хрен бы я торчала в этой дыре с тобой и с твоим скулящим отродьем!
Ребенок вдруг стал казаться Еве тяжелым, как каменная кукла. Затаив дыхание, она прокралась вперед и увидела две фигуры – мужскую и женскую. Сквозь дымовую завесу их было трудно различить, но мужчину Ева узнала сразу – его телосложение, линию плеч, наклон головы.
«Я же убила тебя! – билось в ее голове. – Я ведь убила тебя, сукин ты сын! Почему ты не остаешься мертвым?»
– Это монстры, – прошептала девочка Еве. – Монстры не умирают.
«Нет, они все же умирают, – думала Ева. – Если подольше постоять, они умирают».
– Нужно было избавиться от нее, когда еще была возможность, – сказал, небрежно пожав плечами, мужчина, так страшно похожий на ее отца. – Теперь, дорогуша, слишком поздно.
– Видит бог, мне нужно было это сделать. Я не собиралась заводить ребенка, это все из-за тебя, Рик. Дай на дозу, или…
– Ты что, решила мне угрожать ?
– А почему бы и нет ? Ты мне должен, мать твою…
– Вот что я тебе должен!
Ева съежилась от страха при звуке удара. Потом раздался резкий крик:
– Вот что я, мать твою, должен вам обеим.
Ева стояла, будто парализованная, глядя, как он избивал женщину, а потом насиловал ее. Внезапно она поняла, что ребенок, который был у нее на руках, это она сама, и начала пронзительно кричать…
– Ева, очнись. Проснись сейчас же!
Услышав ее первый вскрик, Рорк сорвался с места и через секунду уже держал Еву на руках.
– Это же я! – кричала она и колотила его кулачками по груди. – Это я, и я не могу выбраться!
– Нет, ты можешь. Ты уже выбралась. Ты теперь со мной…
Рорк нажал кнопку, и из стены выдвинулась кровать. Он уложил Еву, продолжая успокаивать, и она начала приходить в себя.
– Я в порядке и не хочу больше спать. Все хорошо.
– Ты просто расслабься, – сказал Рорк. – Просто прижмись ко мне и расслабься.
Еву трясло, и Рорк, присев на краешек кровати, крепко обнял ее.
– Ну что ты меня убаюкиваешь, как маленькую? Я уснула, вот и все. Задремала на минуту…
Рорк внимательно посмотрел ей в лицо. Ева увидела успокаивающее понимание в его глазах, не похожих ни на чьи другие; увидела терпение и любовь, которая привела ее в чувство.
– О боже! – выговорила она и, сдаваясь, уткнулась лицом в его плечо. – О боже… Дай мне минутку.
– Все, что нужно.
– Наверное, я не смогла выкинуть из головы сегодняшний день, хотя очень старалась. У меня до сих пор перед глазами эта страшная воронка, эти люди – вернее, то, что от них осталось… Избавиться от такого с помощью работы невозможно – не будет ни избавления, ни работы. Я просто не знаю, что делать.
Рорк провел губами по ее волосам.
– Ева, дорогая, ты пережила все их страдания. У тебя всегда так бывает.
– Но если я не буду воспринимать каждую жертву как человека, тогда какой смысл мне вообще чем-то заниматься?
– Я знаю, ты по-другому не можешь. И я люблю тебя такую, какая ты есть. С другой стороны, меня это беспокоит. Сколько еще ты можешь отдать сил – и при этом справляться с тем, что ты на себя взвалила?
– Столько, сколько потребуется, – сказала Ева устало, но все так же упрямо. Перед ее глазами все еще проплывали видения: маленькие тела в кровавой реке, воронка, свернувшийся калачиком ребенок и две тени в дыму. – Рорк, то, что произошло днем, – это еще не все. Есть и давние болячки. Я даже не поняла, что было со мной сейчас – сон или воспоминания.
– Расскажи.
И Ева рассказала – потому что ему она могла рассказать почти обо всем.
Свернувшийся калачиком ребенок, расплывчатые силуэты…
– Думаешь, это была твоя мать? – спросил Рорк, помолчав.
– Не знаю! – Еве захотелось встать и немного подвигаться – она все еще пыталась найти своему забытью рациональное объяснение: – Может, я была в состоянии… Ну, как там это называют? «Проецирование»? Или «перемещение»? Черт его знает. Я размышляла о Монике Роуван, о том, какой могла быть женщина, которая отдала детей такому человеку, как Джеймс Роуван. И мне все это напомнило…
74 
