Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
119 
Они оказались на белом песчаном пляже у кромки прозрачной голубой воды. На берегу росли цветы — розовые, белые, красные. Ослепительно яркие, как самоцветы, тропические птицы взмывали в безоблачное голубое небо.
А на море тихонько покачивалась широкая белая кровать.
— Там кровать на воде! Рорк усмехнулся:
— Я никогда не занимался с тобой любовью на воде. В воде — да, под водой тоже бывало, но на воде — никогда. Ты же любишь пляжи. — Он поднес ее руку к губам. — Мне хотелось бы уплыть куда-нибудь далеко-далеко вместе с тобой.
Ева взглянула на него. Теперь на нем была тонкая белая рубашка, полурасстегнутая и трепещущая на ветру, и свободные черные брюки. Его ноги были босы, как и ее собственные.
Для нее он тоже запрограммировал белое. Текучее белое платье на тонюсеньких бретельках. У нее в волосах были цветы. Все это было совсем не похоже на спортивную робу и град ударов.
— От единоборств к романтике?
— А ты можешь предложить что-нибудь получше? Ева засмеялась.
— Да нет, что-то ничего в голову не приходит. А знаешь, два года назад я бы не могла вот так на целый час отключиться от работы. Надеюсь, это пойдет мне на пользу.
Она взяла его за руку и вошла вместе с ним в теплую прозрачную воду. Они со смехом рухнули на кровать.
— Сексуальный плотик!
— И весьма комфортабельный. — Рорк провел губами по ее губам. — Я всегда отключался, когда хотел. Но мне никогда раньше не удавалось так глубоко и надолго отключиться, как теперь с тобой. И я точно знаю: мне это пойдет на пользу.
В другом, далеком мире остались смерть и боль, горе и ненависть. А здесь царила любовь. И пусть бы кто-нибудь попробовал назвать этот белый песок и синюю воду фантазией, виртуальной реальностью! Этот мир был столь же реален, как и тот, другой. Потому что мужчина рядом с ней был реален, потому что они оба были реальны.
— Ну что ж, давай уплывем. Далеко-далеко! Она прижалась к нему всем телом — губы к губам, сердце к сердцу. Кровать тихонько покачивалась на синей воде. Снедавшее ее внутреннее беспокойство стало ослабевать.
Ева чувствовала терпкий вкус вина у него на губах, ощущала теплый, влажный воздух, ласкавший кожу, когда он прикасался к ней.
«Время мечтать, — думала она. — К черту беспощадный свет того, другого мира! К черту боль и кровь, к черту нескончаемое насилие!»
Все это успокаивало и в то же время слегка возбуждало, радовало сердце и насыщало душу. Когда она обнимала его вот так, когда ее губы прижимались к нему в долгом, жадном поцелуе, она могла забыть, что такое ненависть и боль. Когда он обнимал ее вот так, она знала, что сможет стать сильнее перед возвращением в жестокий мир.
Ева стянула полурасстегнутую рубашку с его плеч, и руки пустились в свободное странствие по теплой коже, под которой угадывались литые мускулы. Она позволила себе уплыть вместе с дрейфующей по воде постелью, пока он тянул вниз ее тонкие бретельки.
Эта воительница принадлежала ему! Женщина, которая только что яростно оборонялась и с пугающим неистовством побеждала противников, сейчас лежала в его объятиях, покорная, гибкая, нежная, страстная и невыразимо желанная.
Он знал: она будет снова и снова вступать в бой, проливать кровь свою и чужую. Но — вот чудо! — она будет снова и снова возвращаться к нему. Гибкая, нежная и страстная.
Рорк прошептал по-гэльски: «Любовь моя!» — и начал покрывать поцелуями эти сильные плечи и длинные руки с пластично обозначенными, словно вылепленными из алебастра мышцами. Он вынул цветок у нее из волос и провел им по ее телу, повторяя путь своих губ. Ева задрожала.
— Что это?
— Это нечто особенное.
— Цветок?
— Да, цветок. — Он начал вращать стебель между пальцами. — Доверься мне.
— Я всегда тебе доверяю.
— Я хочу подарить тебе это. Сделать подарок нам обоим.
Он разбросал лепестки по ее груди, а потом стал пробовать их на вкус. И ее кожу тоже. Ева выгнулась ему навстречу. Ева все еще плыла, дрейфовала, но теперь уже над водой, словно ее подняла волна жара. Вместо крови в ее жилах текло вино желания. До нее доносилось пение птиц и какая-то экзотическая эротическая музыка, подчеркнутая мерным ритмом моря, накатывающего на берег. И она слышала певучий голос Рорка, пока он снимал с нее платье.
Солнце, его руки, его губы — все ласкало ее кожу, и она ласкала его в ответ. Кровать покачивалась на воде, успокаивая, как колыбельная.
119 
