очень нудно 
55 
— Я не буду пешкой в твоей игре, Эдвард.
— Ты уже давно выступаешь в этой роли, Элизабет.
Жгучие слезы жгли ей глаза. Бессилие, это безобразное ощущение поражения были даже хуже, чем та пустота и разочарование, с которыми она жила последние шестнадцать лет.
Она неуклюже сползла с кровати, вещь за вещью собрала свою разбросанную одежду, схватила ридикюль с комода. Наконец дверь, разделявшая их комнаты, захлопнулась за ней с тихим щелчком. В ее спальне занавески были задвинуты, отгораживая от мира.
Да как он смеет! Как смеет один человек унижать другого!
Зашвырнув изо всех сил одежду в дальний угол, Элизабет включила газовую лампу у постели. Совершенно обнаженная, она стояла перед большим зеркалом и сквозь слезы разглядывала себя, безжалостно оценивая свои тяжелые полные груди и округлые бедра с чуть заметными полосками от чулок.
Рамиэль назвал ее фигуру женственной. В «Благоуханном саду» восхвалялись грудь и бедра женщины. Элизабет зажмурилась. Даже сейчас, вся дрожа от злости и огорчения, она вспоминала то ощущение, когда держала в руках искусственный фаллос и чувствовала на себе гипнотизирующее притяжение бирюзовых глаз.
Она хотела его. Мужчина с его опытом не мог не понять этого. Скорее всего Рамиэль смеялся над ней, так же как и ее муж.
Боже милостивый! Эдвард повернулся на другой бок, лишь бы не смотреть на ее «женственную» фигуру. Книга лгала, и Рамиэль лгал. Тридцатитрехлетняя женщина, у которой появились первые серебряные нити в волосах, а на фигуре видны последствия рождения двоих детей, не может найти удовлетворения в этой жизни.
Открыв секретер, Элизабет схватила ручку, чернила и бумагу. Ее каракули сейчас сильно отличались от обычно аккуратного почерка. Наверняка такими же каракулями она делала записи, которые оставила на столе у лорда Сафира — сорок способов любви — будь они все прокляты!
Рамиэль еще раз перечитал записку.
«С благодарностью возвращаю вам книгу. Может, она и интересна, но на практике оказалась абсолютно бесполезной.
С наилучшими пожеланиями
Э.П.».
Рамиэль почувствовал, будто чья-то рука сжала его сердце. Пылинки танцевали в лучах полуденного солнца. Он проспал четыре часа. Ему снились губы Элизабет, ее грудь, ее распаленное желанием тело. Рамиэль скомкал записку.
В дверях спальни ждал Мухаммед. Его не смущала нагота Рамиэля.
— Все к лучшему, сынок.
Глаза Рамиэля сверкнули.
— Ты что, просматриваешь мою переписку?
Корнуэлец вскинул голову в тюрбане.
— Ты же знаешь, что нет.
— Тогда откуда, черт бы тебя побрал, тебе известно, что в ней написано?
— Книга, сынок. Она вернула книгу.
Рамиэль посмотрел на аккуратно упакованный сверток в руках Мухаммеда. «Благоуханный сад» шейха Нефзауи. Арабская интерпретация любви и безрассудства, секса и человеческих взаимоотношений, смешного и великого.
— Почему ты думаешь, что она вернула мою книгу?
— Знаю. Ты жаждешь женщину, которая поймет и примет твою арабскую сущность. В записке, лежавшей на твоем столе в пятницу утром, были слова из книги шейха. А почерк был не твой.
Смешанные чувства раздирали Рамиэля. Гнев на то, что Мухаммед прочел то, что предназначалось только ему. Горечь от того, что Элизабет так мало думала о нем, что решила прервать уроки с помощью записки, а не заявить ему об это лично.
Почему она вернула книгу? Он снова расправил смятую записку.
От нее исходил слабый аромат, естественная сладость женской плоти, перебиваемый свежим запахом чернил и бумаги. Слова налезали друг на друга, очевидно, написанные в великой спешке. Или под давлением.
Рамиэль перечитал вторую часть послания и сообразил, что по неосторожности сам подтолкнул Элизабет к действию. Она попыталась утолить свою жажду любви, которую он преднамеренно разжег в ней, соблазнив собственного мужа.
Что она предприняла, чтобы расшевелить Эдуарда Петре? Может, проделала с ним то, что Рамиэль хотел получить от нее сам? Может, она брала в руки его член, сжимала и ласкала его? А может даже, брала его в рот? «А вдруг это понравится Эдварду?», — подумал Рамиэль в приступе ревности. Ведь с закрытыми глазами он не сможет отличить губы Элизабет от рта какого-нибудь мужчины.
Черт! Элизабет была неопытна, неуверенна, уязвима. Она ведь не поймет, что это ее пол, а не тело не устраивает ее мужа.
Тиски, державшие сердце Рамиэля, сжались еще сильнее. Она тронула его своей страстностью, любопытством, честностью. Как же она могла обратиться к другому мужчине? И что же тогда сделал Эдвард Петре, если она вдруг решила прервать их уроки?
55 
