50 
— А это, — продолжал он, осыпая ее поцелуями, — это для меня.
— У нее есть какие-нибудь друзья? — спросила Рейвен.
— Да, конечно. И, полагаю, мы дали достаточно пищи для пересудов на ближайшее время.
— Так вот для чего ты целовал меня! Чтобы потрясти нравственные основы местных жителей?
— И по другим причинам тоже.
Они долго стояли потом в полном молчании, глядя на морские волны. Рейвен нравился суровый вид скал с отвесными стенами, подножие которых утопало в воде, шум моря и пронзительные крики чаек.
Партитура была почти готова, кроме нескольких концовок и отдельных кусков. Копии законченных номеров они отправили в Калифорнии. Рейвен понимала, что работа быстро продвигается к концу. Но у нее были свои причины медлить с ее завершением. Несмотря ни на что, она не совсем доверяла Брэндону, не понимала, что именно он от нее хочет, поэтому уклонялась от откровенного разговора. Сейчас в их отношениях установилось какое-то равновесие. Пока они в Корнуолле, их личную жизнь можно было не усложнять проблемами, которые неизбежно появятся, когда они окунутся в повседневную жизнь, вернувшись в Ел-Ей. Обязательства, связанные с ее профессией, поглощающей много времени, делали трудным устройство любого рода нормальной жизни, особенно личной. Любая подробность их отношений не ускользнет от внимания прессы, появятся фотографии и публикации, правдивые и вымышленные, самого худшего толка. Все это можно выдержать, только работая до изнеможения и решившись пренебречь сплетнями, если любовь достаточно сильна. Она не сомневалась, что их любовь крепка, но способна ли она избавиться от навязчивой мысли, что он снова может оставить ее? Память о причиненной боли удерживала ее от того, чтобы окончательно довериться Брэндону.
Чувство ответственности за мать создавало еще один барьер. Она стыдилась собственной матери и не решалась сообщить Брэнду о ее нынешнем состоянии. А этого в их совместной жизни не избежать. В прошедшие годы она решительно ограждала свою личную жизнь от посторонних вторжений, обещая себе никогда не зависеть ни от кого, даже от любимого человека. Поэтому Рейвен очень хотелось продлить время пребывания в Корнуолле. Но она понимала, что идиллия подходит к концу. Эта мысль не давала ей покоя. Прелюдия к осуществлению мечты была прекрасной. Но что будет дальше? Она не знала.
«Что случится, знаешь ты? Нет, никто того не знает…» — вспоминала она слова своей старой песни.
А сейчас, ухватившись за каменный выступ скалы, она задумчиво смотрела на море. Ее мысли были где-то далеко. Брэндон забеспокоился. Облако на какой-то момент закрыло солнце, и свет затуманился, потускнел.
— О чем ты думаешь? — спросил он, приглаживая рукой разлетавшиеся от ветра ее волосы.
— Об этом месте, где мы сейчас стоим и где мне так хорошо, — сказала Рейвен, не изменив позы. — Однажды мы с Джули отправились в Монако, и я была уверена, что это самое прекрасное место на земле. Сейчас я думаю, что здесь лучше.
— Я знал, что тебе понравится. Я боялся, что ты откажешься. Но мне очень хотелось привезти тебя сюда, где мы будем одни.
Рейвен продолжала глядеть на море.
— Я думала, мы приехали в Корнуолл работать над партитурой.
— Да, — Брэндон посмотрел на птицу, нырнувшую в волны, — но больше всего я хотел, чтобы ты была рядом.
— Рядом?
— Я сомневался, согласишься ли ты снова со мной работать, но написать партитуру к фильму — это ведь очень заманчиво. Может быть, без этого ты не согласилась бы жить здесь со мной?
— Значит, ты соблазнил меня партитурой? Помахал перед носом «мясной косточкой»?!
— Конечно нет. Я хотел работать вместе с тобой над партитурой, которую предложили мне. Но был и расчет другого рода.
— Расчет и планирование, — сказала она тихо, — как в шахматной игре. Джули права, никогда не была хорошим стратегом.
Она отвернулась, но Брэндон взял ее за плечи и попытался повернуть к себе лицом.
— Рейвен!
— Как ты мог? — Она снова отвернулась, глаза у нее потемнели.
— Как я мог? Что? — спросил он холодно, держа ее за плечи.
— Как ты мог использовать работу над партитурой как приманку, чтобы обманным путем привезти меня сюда? — Порыв ветра бросил волосы ей в лицо.
— Я использовал бы все что угодно, чтобы вернуть тебя в свою жизнь. Но я не обманывал тебя, Рейвен. Я говорил только правду.
50 
