38 
"Богиня, Фиона, нет!" сказал мой отец, выглядя потрясенным.
Голос моей матери смягчился. “Дэниел, Ты поддерживал наш брак. Ты сохранили его переездами, когда я сдалась. Это была твоя стойкость, на которую я полагалась. Я должна положиться на нее теперь. Ты должен быть достаточно сильным, чтобы не вызывать меня, остаться с жмть. Ты понимаешь?”
Отец посмотрел на землю, кажущийся потерянным, лишенным. Потом он сломано кивнул и накрыл лицо своими ладонями.
Еще раз я чувствовал теплоту моей матери, окрашенную печалью, рожденную пониманием и сочувствием. Она знала, насколько мой отец страдал; она знала, насколько я пострадал. Она любила нас обоих со всей ее силой и взамен я чувствовал интенсивную любовь к ней, матери, которую я потерял.
Молча дух Фионы легко прикоснулся смутным поцелуем сквозь нас обоих и поплыл в бит деарк. Как только она ушла, мой отец рухнул на бок на землю. Я осел, ненавидя чувства слабости и болезни, что тянули меня вниз. Но я попытался сесть и быстро совершил обряд, который позволял закрыть бит деарк. Когда последняя исчезла и я мог видеть твердый мерзлый грунт снова, я откинулся на спину, стараясь, чтобы меня не вырвало.
Так быстро, как мог, я вытащил отца оттуда, и снова мы опустились на улице на снег, слишком слабые, чтобы двигаться. Через 10 минут я почувствовал себя в состоянии обратиться к моему отцу, который лежал, с серым лицом, на земле в нескольких футах от меня.
"Я не могу поверить!" сказал я, выплескивая свое разочарование. "Как ты можешь быть таким глупым, таким самоубийственным? Как ты можешь быть таким эгоистичным?"
Глаза отца открылись, и он сел медленно, с трудом. Если бы он был преждним отцом, он бы мог схватить и ударить меня. Но этот отец был был слабым, умом, телом и духом.
"Почему ты выбираешь смерть, вместо того, чтобы быть с твоими живыми детьми?" продолжал я, чувствуя, как моя злость разгарается. "Я единственный сын, который у тебя остался! Элвин — единственная дочь, которая у тебя когда-либо была! Ты не думаешь, что ты должен оставаться ради нас? И кроме того, ты намеренно причиняешь боль маме. Каждый раз, когда ты контактируешь с ней, каждый раз, когда ты вызываешь ее к бит деарк, ты замедляешь продвижение вперед ее духа. Она должна двигаться. Она должна перейти в следующую фазу ее существования. Но ты не даешь ей такой возможности! Потому что ты можешь думать только о себе!"
Глаза отца были сосредоточены пристально на мне, его пепельные щеки были покрыты бледно красными пятнами от злости. "Я пытался сопротивляться — " начал он, но я оборвал его.
"Ты не пытался чертовски усердно!" крикнул я, поднимаясь на ноги. Мой желудок крутило, но я стоял, нависая над ним, как хулиган. "Ты просто продолжал поддаваться! Это то, чему ты хочешь научить меня, своего сына? Ты хочешь научить меня как сдаваться, отступать, думать только о себе? Это то, что ты демонстрируешь мне. Ты никогда бы не поступил таким образом 11 лет назад. Тогда ты был настоящим отцом. Тогда ты был настоящей ведьмой. А теперь посмотри на себя" заключил я горько. Я мог пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз я был таким ненавистным с кем-то, о ком я заботился. Я ненавидел слова, вырывающиеся из моего рта, но не мог остановить их, раз уже начал.
"Ты не представляешь, как это тяжело" сказал мой отец, его голос проскрипел промозгло.
Я фыркнул и прошелся вокруг погасшего огня в центре бревенчатых скамеек. Я чувствовал себя больным, истощенным; мне нужно было уйти отсюда. Я знал, что я должен был нести отца обратно в дом, но я должен был отговорить себя оставить его тут замерзать. Прошли минуты, и я подумал, что, черт возьми, я сам собирался делать. Все в моей жизни прямо сейчас было печально. Единственного человека, который мог заставить меня чувствовать себя лучше — не было здесь, и я никак не мог достичь ее. Чертов ад, зачем я сюда приехал?
Наконец, спустя долгое время, отец сказал, "Ты прав". Он звучал невероятно старым и сломленным.
Я посмотрел на него, и он продолжил, пытаясь найти слова.
"Ты прав. Я был эгоистичным, думая только о себе. Твоя мать была бы сильнее. Она смогла бы жить одна."
Мои глаза сузились, так как я готовился пресечь его жалость к себе в зародыше.
"Но выжил именно я, и я испортил свою жизнь, не так ли, парень?" Он выдал кривую, мимолетную улыбку, затем отвернулся. "Это просто — я не могу отпустить ее, сын. Она была моей жизнью. Я отказался от первого сына ради нее".
38 
