54 
— Ты… Она… Он уже был напечатан? — недоверчиво спросила она. — Но… но зачем тебе нужно было снова его печатать?
— Мне требовалось время побыть с тобой наедине.
— Хочешь сказать… — Ее потрясенный мозг наконец проснулся. — Хочешь сказать — ты придумал эту работу?
— Чтобы побыть в твоем обществе одному, без твоей сестры, которая не сводит глаз с моего кошелька, или моего брата, который хочет удрать с тобой.
— О господи! — выдохнула Жермена. Опомнившись, она заметила: — В тот день ты поехал с Эшем посмотреть его новый дом.
— Я поехал с Эшем, потому что хотел все прояснить с ним, и больше ждать было нельзя.
— П-прояснить? — повторила она, слегка заикаясь из-за того, что происходили вещи, о которых она ничего не знала.
— Моя любимая девочка, — нежно начал Лукас. — Накануне вечером я повел тебя в картинную галерею и, увидев на твоем красивом личике разные эмоции, услышав, как ты чудесно смеешься, по уши влюбился в тебя. К тому времени, когда я привез тебя обратно, зная, что буду в отъезде с понедельника до кануна Рождества, я уже был так влюблен, что не мог представить себе жизни без тебя.
— И со мной это тоже случилось в тот вечер. Ты поменялся со мной едой, потому что мне показалось, будто твоя выглядит аппетитнее. А потом ты засмеялся — и я влюбилась в тебя, — призналась она.
— Милая! — выдохнул Лукас, целуя ее волосы. — А ты бы приехала в «Хайфилд» на следующий день, если бы я не придумал, что миссис Добсон нужна помощь?
Жермена засмеялась.
— Конечно, — проговорила она. Но, вдруг осознав, что он говорит, продолжила: — Ты уже знал, что у миссис Добсон есть помощница?
— Признаю себя виновным, — согласился он с улыбкой. Однако улыбка исчезла, когда, возвращаясь к разговору с братом в ту субботу, он пояснил: — К тому моменту, когда мы с Эшем отправились якобы осмотреть дом, я знал только одно: если Эш тоже любит тебя, на этот раз я ничем не смогу ему помочь.
— Эш не любит меня, — тихо вставила Жермена.
— Я понял это, как только он рассказал мне правду о своем поведении. А до того я не имел представления, что он поддался чарам твоей сестры и одновременно ходил с тобой на свидания.
— Разве я не говорила?
— Нет, не говорила, — мягко произнес Лукас. — Не могу представить, чтобы ты поливала грязью либо Эдвину, либо Эша. Но моя злость на него улеглась, потому что, если он так обошелся с тобой, то значит, не любил тебя всей душой и сердцем, как я.
— Ах, Лукас! — прошептала Жермена и получила в ответ необыкновенно нежный поцелуй.
— Итак, установив, что Эш питает к тебе дружеские чувства, я получил его благословение рассказать тебе о моей любви и…
— Ты сказал Эшу, что любишь меня? — с удивлением спросила Жермена.
Лукас кивнул.
— Он сам догадался, поскольку у меня не было никакой необходимости уединяться с тобой в кабинете. — Он помолчал, потом признался: — Эш желает мне добра. Ты больше не обижаешься на него?
— Нет, — просто ответила Жермена. — Он прекрасно проявил себя сегодня, когда помог мне. И, — добавила она, подумав, — потихоньку от меня позвонил тебе, чтобы сообщить, что происходит.
Они оба улыбнулись. Улыбнулись и поцеловались, крепко прижимаясь друг к другу. Как будто не желая, чтобы кто-нибудь снова встал между ними.
— Не представляешь, какое облегчение испытываешь, когда тебя покидает эта дьявольская ревность, — признался Лукас и запечатлел восхитительный поцелуй в уголке ее рта.
— У меня тоже были моменты ревности, — призналась движимая честностью Жермена.
— Правда? — с восторгом спросил он.
— Не стоит так радоваться, — рассмеялась она. Беверли Маршалл, помнишь? Я думала, что Беверли — это женщина.
— И ты заревновала? Еще тогда? — засомневался Лукас.
— Тогда я это так еще не называла, — заметила она. — Но я подумала, что ты пошел куда-то с женщиной по имени Беверли, когда однажды вечером сидела в «Хайфилде», а тебя не было.
— Это было в субботу, — сразу же вспомнил Лукас. — Я поцеловал тебя и за все свои грехи почувствовал некоторую растерянность. Мне это не понравилось — я всегда занимал главенствующее положение. Вот и решил, что мне нужно побыть какое-то время без тебя. — Жермена все еще смотрела на него с широко раскрытыми глазами, и тогда он подтолкнул ее: — Но расскажи мне что-нибудь еще.
— Хочешь знать, к кому я еще ревновала, кроме Беверли? К Эдвине, конечно, — призналась она.
Его лицо стало серьезным.
54 
