89 
Габриэль ринулся за ней, схватил за локоть и дернул, поворачивая к себе лицом. С ее головы свалился капюшон, открывая почти полное отсутствие зубов под затянутыми в улыбку губами и отвисшие груди, которые едва не вываливались из ее рваного лифа. Габриэль отшатнулся от ее насыщенного джином зловонного дыхания.
– Эй, папаша, тпру. Не надо грубостей с леди. Если, конечно, тебе не нравятся грубости. – Она замахала редкими ресницами, выглядя скорее гротескно, чем застенчиво. – За несколько лишних шиллингов я бы с удовольствием это выяснила.
Габриэль опустил руку, с трудом удерживаясь, чтобы не вытереть ее об пальто.
– Простите, мадам. Я принял вас за другую.
– Не спеши так! – прокричала она ему вслед, когда он повернулся и быстрыми шагами пошел прочь, чуть не затоптав по дороге трубочиста, который сыпал проклятиями и спешил поскорее убраться. – Такому симпатяшке, как ты, я даже могла бы дать попробовать бесплатно. Я знаю, что у меня осталось не так много зубов, но некоторые джентльмены говорят, что так даже лучше!
Измотанный до глубины души, Габриэль выбежал из темноты улицы с твердым намерением найти прибежище в своем экипаже, который он оставил за углом.
Подняв воротник пальто, чтобы защититься от ледяных порывов ветра и дождя, он пересек оживленную улицу, с трудом лавируя между коляской с хихикающими симпатичными девушками и румяным фонарщиком. Мальчишка носился от фонаря к фонарю, поджигая в них масло кратким поцелуем своего трепещущего факела.
Габриэль, скорее всего, даже не заметил бы жалкую фигуру, скорчившуюся на тротуаре под одним из фонарей, если бы он не услышал мужской голос:
– Подайте на пропитание! Не пожалейте полпенса, чтобы помочь тем, кто не может помочь себе!
– А почему бы тебе самому не уползти в работный дом и не помочь этим всем нам? – проворчал проходящий мимо джентльмен и переступил через него.
С веселой и неустрашимой улыбкой мужчина стал пихать свою оловянную чашку женщине с огромным носом, за которой тащились служанка, лакей и слуга–негр, изо всех сил пытающиеся справиться с огромной охапкой пакетов.
– Не пожалейте полпенса на чашку горячего супа, мэм!
– Вам нужна не чашка теплого супа. Вам нужна работа, – сообщила та, отдергивая свои юбки из пределов его досягаемости. – Возможно, тогда у вас уже не было бы времени на то, чтобы беспокоить добропорядочных христиан.
Покачав головой, Габриэль вытащил из кармана соверен и, бросив его в кружку мужчины, пошел дальше.
– Спасибо, лейтенант.
Мягкий и культурный тон, которым были сказаны эти слова, заставили Габриэля застыть на месте. Он медленно повернулся.
Когда мужчина поднял руку, отдавая честь, было невозможно не заметить, что он дрожит всем телом, а в его светло–карих глазах мелькает разум.
– Мартин Уорт, милорд. Мы вместе с вами служили на борту «Виктории». Вероятно, вы не помните меня. Я был всего лишь мичманом, курсантом.
Приглядевшись поближе, Габриэль осознал, что то, что он принял за тряпки, на самом деле было изодранной военно–морской униформой. Поблекший синий мундир свободно болтался на теле, которое казалось почти скелетом. Бывшие когда–то белыми бриджи были закреплены булавками на ногах Уорта – или точнее, на том, что от них осталось. Ему больше никогда не понадобятся чулки или ботинки.
Когда Габриэль медленно поднял руку, также отдавая честь, из груди Уорта вырвался грохочущий кашель, от которого тот согнулся почти вдвое. Было ясно, что влага уже глубоко обосновалась в его легких. Он может не пережить начинающуюся зиму.
«Некоторые мужчины все еще не вернулись с войны домой. А некоторые никогда и не вернутся. Другие потеряли и руки и ноги. Они просят милостыню в сточных канавах, их форма и гордость стали лохмотьями. Над ними смеются, на них наступают, и единственная надежда, которая у них есть – что какой–нибудь незнакомец с унцией христианского милосердия в душе бросит полпенса в их оловянную плошку».
Когда этот осуждающий голос снова зазвучал в его голове, Габриэль ошеломленно и недоверчиво покачал головой. Он искал Саманту много месяцев, и здесь на этом незнакомом углу лондонской улицы, он наконец нашел ее, глядя в глаза незнакомца.
– Вы правы, мичман Уорт. Я не помнил вас вначале, – признался он, стаскивая с себя пальто и опускаясь на колени, чтобы набросить его на плечи изможденного мужчины. – Но теперь вспомнил.
89 
