очень нудно 
43 
К цистерне было не прикоснуться — так она нагрелась на солнце. В горячей воде вымыли и постирали все, что можно было вымыть и постирать, остальное слили в три большие бадьи, которые достали из самоходов. Полуголые бандиты гомонили, радуясь внеплановой остановке, хлопали друг друга по спинам свернутыми в жгут мокрыми рубахами, чистили уши, носы, мыли небритые рожи, плескались и гоготали. В смятом ведерце Крючок принес воды Турану, тот разделся и кое-как вымылся. Собственное тело показалось незнакомым — слишком худым, жилистым, со шрамами на плечах и груди.
Когда вода в бадьях стала черной от грязи, Макота приказал вылить ее, а емкости спрятать обратно в фургоны. После этого проводник забрался на клетку Турана и оттуда прочел перед кланом короткую речь. Суть ее сводилась к тому, что они покидают менее опасный береговой район пустыни и отныне надо слушаться Таку, как отца родного. Он снова поедет на повозке, и повозку ту никто не должен обгонять, равно как нельзя удаляться от нее в сторону или отставать.
Две повозки с клетками мутантов прицепили к мотофургону. Только караван отъехал от стоянки, с неба спустилась большая черная птица и стала деловито клевать сдохшего ящера. Рядом приземлились еще две, грифы с клекотом принялись бить друг друга крыльями. Туран, наблюдавший за ними между прутьями, отвернулся. Возле фермы отца грифы тоже водились, только куда меньших размеров и пугливее — машины еще толком отъехать не успели, а эти уже пируют. Непуганые, в пустыне им раздолье. Кстати, в ожерелье на шее проводника среди раковин с бусинами болтались и когти грифа. А еще там был мешочек из выбеленной кожи — Туран несколько раз замечал, как людоед ласково поглаживает его крепкими смуглыми пальцами.
В полдень, когда жара стала невыносимой, Макота скомандовал привал. Така настоял, чтобы проехали немного дальше, объяснив Крючку: здесь пустыня злая, здесь нельзя.
Когда он выбрал место для лагеря, транспорт выстроили в круг, и людоед во всеуслышание объявил, что за пределы круга выходить ни в коем случае не надо, чего бы ни случилось. И вроде все поняли, что Така не шутит, но нашелся-таки один, который постеснялся справлять малую нужду при товарищах. Он пролез под днищем грузовика и неспешной походкой, показывая, что не боится россказней какого-то дикаря, отошел от стоянки шагов на двадцать, повернулся к бандитам спиной. Они хохотали ему вслед и подначивали. Смельчак, отвечая шуточками, журчал в свое удовольствие. А потом вдруг замолчал, пошатнулся и упал на спину.
— Гаврош! — позвал стоявший рядом с телегой Малик.
Тот, раскинув руки, засучил ногами. Агония длилась недолго — вскоре он затих. В лагере повисла тишина.
Проводник покачал головой, подошедший Макота спросил у него:
— Слышь, чего это с хлопцем приключилось? Опасно там? Забрать его можно?
Людоед кивнул:
— Можно, да. Нет медуз.
Он поманил пальцем двух самых молодых бандитов, Дерюжку с косоглазым Лехой, но те не пошевелились. Макота положил ладонь на кобуру. Така пролез под грузовиком, и молодежь гуськом, шаг в шаг, потопала следом.
Когда Гавроша положили у ног атамана, тот сказал:
— Он же не мертвый!
Бандит на земле иногда вздрагивал, ноги дергались, пальцы сгибались и разгибались.
Макота многое повидал на Пустоши, но в Донной пустыне он раньше не бывал, местных условий не знал. К примеру, атаман и не подозревал, что человек с дырой в горле может еще жить.
— Рыба-игла, — пояснил Така.
Лежащий в клетке Туран прислушался к разговору. Из рассказа людоеда стало ясно, что в Донной пустыне обитают твари, которые годами сидят в иле, дожидаясь, куда бы отложить икру. Точнее — в кого бы. Если расковырять Гаврошу шею, можно найти внутри тонкую гибкую рыбку, которая умеет вытягиваться в струнку, становясь тверже камня. Но проводник не советовал этого делать — шибко хорошо рыбка прыгает, мало ли.
— Он еще жив. — Така почесал загорелую шею, потрогал кадык. — Икра там. Пять дней жив будет. Может, семь. Потом мальки вылупятся. Пожрут его изнутри, им вкусный он. Таке нет, Така не ест кого ведет.
— Ну и чё делать теперь? — спросил Макота.
— Така помочь не умеет. Никто не умеет. Умрет мужик.
Атаман кивнул и приказал добить Гавроша. А сам отвернулся и пошел к себе в «Панч».
Бандиты нерешительно переглядывались. Один из них, которого звали Кромвель — высокий, худой, с узким серым лицом и белыми волосами, с треснувшим моноклем, от которого к уху тянулась проволока, — достал из кобуры длинноствольный серебристый револьвер. Кромвель пришел в банду откуда-то с запада, говорил с заметным акцентом и был лучшим в клане охотником на сайгаков. Во время путешествия Туран заметил, что убийства доставляют охотнику удовольствие, лицо Кромвеля, когда он всаживал пулю в кого-то, в зверя или человека, розовело, глаза становились шальными.
43 
