11 
Всем детям проверяли волосы на предмет вшей, после чего распределяли по отрядам. Настя попала в самый младший отряд, но и там она оказалась чуть ли не самой маленькой – пятилеточек было всего двое, она и еще одна девочка. Увенчанная светлым узелком волос воспитательница Варвара Семеновна, подходя к ним двоим, кривила рот в болезненной гримасе и задавала глупые вопросы: не болит ли у них живот, не хотят ли они спать или есть. В поезде пятилеточки ехали в купе с воспитательницей и вожатым. Та девочка очень расстроилась по этому поводу, расплакалась. Насте было все равно. Вожатый оказался веселым молодым человеком, он с легким снисхождением поглядывал на полную воспитательницу, мятущуюся, взвинченную до слез, готовую разорваться от нервного напряжения.
– Да присядьте вы, Варвара Семеновна, – усмехался он, – чайку попьем. Все на местах, поезд едет. Не выскочат же они на ходу, в конце концов.
При последних его словах воспитательница вскинула руку к груди и, преодолев одышку, начала перечислять различные «вдруг» и «если». Наконец, запугав себя до изнеможения, удалилась по слишком узкому для нее плацкартному коридору в дальний конец вагона проконтролировать, всё ли там в порядке. Покачав головой, вожатый сказал:
– Ну что, малявки, нам с вами месяц сосуществовать. Давайте знакомиться.
Настя подняла грустные глаза. Она обиделась, что ее отвлекли от созерцания потеков и засохшей мухи в стекле.
– Меня называйте Виталием Павловичем, прошу любить и жаловать. А вас как величать?
– Светочка, – улыбнулась та девочка.
Настя быстро произнесла свое имя и снова отвернулась к окну.
– Вы студент, – констатировала Света.
– Правильно. А как ты узнала?
– А у студентов всегда такие щеки. – (Виталий Павлович провел рукой по щеке и смутился, сообразив, что Света имеет в виду надрезанные бритвой прыщи.) – А что вы учите?
– Хм… Мало ли что. Математику, физику. А ты чего такая нелюдимая, Настя?
– А вы про звезды учите? – спросила Настя, чтобы что-нибудь сказать.
– Ну да. Немножко…
«Ну и из чего они состоят?» – подумала, но голос не подала. «Чух-чу-чух – чу-чух-чу», – бурчала себе под нос Света и теребила левую косичку. Варвара Семеновна пробежала мимо своего купе обратно – посмотреть, как там другой отряд. Она запрещала детям завешивать простынями разложенные боковушки, ходила и сдергивала эти серые простыни, ругалась. А Насте нравились получавшиеся укромные уголки, она бы сама завесилась и в уюте поспала бы без помех, но ее место не было боковым. Завеситься бы и закрыть глаза – сразу увидела бы расцветающие красочные мультики: голубые фонтанчики с дельфинами, ажурные здания, парящие над землей, стаи прогуливающихся павлинов, тигровые лилии, синее, с проблесками бриллиантов, небо. И это все качалось бы и подпрыгивало вместе с вагоном. Настя угрюмо уставились в одну точку – на поцарапанный столик.
«Надулась малая», – хмыкнул студент, но его отвлекла своими бессмысленными замечаниями Света. Настя находила эту пару невыносимой. Через некоторое время, когда люди и дети освоились в новых условиях, ритм существования наладился. Варвара Семеновна ослабила пояс, присела и достала из сумочки потрепанную книжку в желтой обложке. Студент махнул рукой и взобрался на вторую полку. Ребята на боковушке раззнакомились, болтали, играли. Настины бесприютность и обида на мировую несправедливость притупились.
Света носилась туда-сюда, ей не сиделось со взрослыми – вокруг кипела жизнь, завязывались дружба и вражда. Варвара Семеновна шикала на Свету, но тщетно. Света дергала Настю за рукав, звала за собой. «Зачем?» – «Я тебе что-то покажу». И тянула в купе, где ехала одна девочка – такая большая-большая, она выделялась сразу: очень-очень толстая, даже жирная, с нее словно стекал жир, а на жухлой коже темнели синяки. И лицо было большущее, белесое, с мелкими глазками почти без ресниц. Это была Галя. «Какая мерзкая, – громко шепнула Света в наполненный детьми вагон. – Вот бы избавиться от нее».
В то время как другие девочки рассказывали интересные истории о вампирах, Галя ныла и ныла: «Мама уже с работы пришла… Вы хотите домой? А я домой хочу! Как здесь плохо, в лагере всегда плохо, там бьют всегда». И когда кто-нибудь, кому она портила нытьем кульминацию страшной истории, бросал раздраженно: «Заткнись, свинья жирная», – Галя принималась хныкать еще писклявей и фальшивей. От гадливости Настя прикрыла рот рукой. В маслянистом запахе поезда ей чудилась вонь Гали. Девчонка с хвостиком рассказывала как раз один «правдивый случай», она размахивала руками, чтобы точнее изобразить скелет, и в тесноте нечаянно попала острым локтем прямо в лицо Гале. Та раскрыла мерзкий рот: «Ты ударила меня?! Я про тебя все воспетке расскажу!» И разрыдалась неестественно громко.
11 
