очень нудно 
37 
– А, это по молодости… – махнула рукой Варвара Семеновна, и на лице ее на секунду высветилось легкое, сладкое выражение. В эту секунду она непроизвольно глянула на Константина. А тот играл, вовсе не напрягаясь. Анастасия знала, что играет он хорошо. Ему везло. Тихая гордость за мужа шевельнулась в сердце и растеклась по телу слабым, но приятным ощущением нежности, терпеливого желания, в котором самое лучшее – отсрочка исполнения. Вытягивая ногу в тонком носке, легонько прикасалась к мужу, сидящему на кровати спиной к ней. Но временами ее удовольствие пресекала металлически-холодная мысль о больнице, куда нужно идти завтра с утра, о проветренных кабинетах, шприцах. Тогда становилось зябко, и она поджимала ноги под себя. Чем ближе к утру, тем чаще. В десять минут пятого студент, Варвара Семеновна и Света разошлись по своим номерам, оставив неоконченную партию. Устали.
Настя принимала душ. Он ждал ее. Потом сам принял душ. Почему-то у обоих резало глаза. Подушки показались влажными.
– Завтра рано вставать, – сказал Константин.
– Да, – ответила она, – до завтрака нужно сдать анализы, которые натощак. Остальное потом. Погаси, пожалуйста, свет…
Анализы… Тоска… Обман. Она обманет пробирки. Это не так сложно, как кажется. И всё. Пусть удивятся.
Заснули быстро, но не крепко. Их мучили пограничные – на грани беспокойного бодрствования – сны. Вата в спирту по вене, шприц, медленно вытягивающий кровь, вздрагивающие присоски на груди. Как бьется сердце.
Раннее утро было отвратительным. Грязный свет из окна. Внизу пятый раз пытались завести грузовик. Саницкие не выспались. Только-только сон, как осенний ледок, окреп и сновидения смазались в мирную белую полосу, как запрыгал второй мобильный телефон Константина, который использовали в качестве будильника. Искали нужную одежду, срывая досаду друг на друге. Анастасия увидела дырку на колготках, недавно купленных здесь же, в ларьке, – а ей, возможно, нужно будет раздеваться у врачей! Раздраженная, она то хватала, то отбрасывала злосчастные колготки (которые, ко всему, неплохо бы постирать). Константин выбирал в стопке бледных направлений нужные. Наконец она натянула дырявые колготки.
– Идем?
– Идем.
– Стой, а мочу? Пожалуй, нужно взять с собой?
– Пожалуй.
– Мне все равно не в чем. Надо было вчера подумать. Не в бутылке же из-под коньяка.
– Ну! И кал в коробке от конфет. Идем уже, здесь все специальное должно быть, это же не районная поликлиника.
Правда, некоторые сомнения в солидности медицинского заведения у Саницких уже зародились. (Как всегда у нас, – начали солидно, а потом скатились на общий уровень?) Плохо освещенные коридоры, неопрятные стены, несколько печального вида стульев с сидящими женщинами, лиц которых под тусклыми лампами невозможно разглядеть, – все это наводило именно на мысль о районной поликлинике. Анастасия сразу направилась к двери, но ее окликнули:
– Девушка! Куда это ты! А очередь?
– Мне только кровь сдать, – растерялась она.
– Всем сдать!
Константин спросил, кто здесь крайний; очень бледная, что было заметно даже в полутьме, молодая женщина ответила невыразительным голосом:
– За мной будете.
Настя потерла ладонью стенку – мажется, что ли. Все равно облокотилась – ждать предстояло долго.
– Иди на завтрак без меня, – шепнула мужу.
– Я с тобой, подожду.
– Иди. Я все равно есть не буду. Не хочу.
– Лучше займу пока в другие кабинеты очередь. Тебе не только сюда, забыла?
Саницкая вздохнула. Когда муж исчез в глубине коридора, она почувствовала себя совсем неуютно – одна, среди чужих, в неудобной позе. К тому же стал ее мучить нелепый страх перед уколом. Сейчас не хотелось боли. Без Константина она осталась слишком тонкая и ломкая. Очередь продвигалась медленно. Каждый раз, когда матового стекла с красным крестом дверь распахивалась, и тонкий голос оглашал: «Следующая, пожалуйста», – начинало подташнивать от запаха крови, смешанной со спиртом. Настал Настин черед. Сообразила, что не знает, какое из направлений должна протянуть медсестре. Пациентки выходили из кабинета с заклеенным пластырем локтевым сгибом – значит, кровь из вены. Как это по латыни? Листики высыпались из рук. Оказавшись в тишине внутри, уложив руку на подушечку, увидела, что ее тонкие, как у ребенка, пальцы дрожат. Иголка близилась к вене, успела только подумать: «мамочки».
37 
