88 
Словно волна, ударило ее платье, и острые пальцы оказались у него на плечах.
– Надеюсь, тебе не было скучно. Прости, что заставила ждать. Поцелуй же меня! Нас никто не увидит, не бойся, мы здесь одни.
Он с гадливостью заметил в себе животное желание повиноваться ей, как те придворные. А она была радостна, лицо светилось сквозь белила, сегодня оно было маленьким, очень женским, очень простым, ну разве что много косметики, собравшейся в тонких морщинках смеха, как грим примадонны после песни, и он не удержался, сжал ее щеки ладонями, потом притянул всю к себе через сопротивляющиеся ткани, поцеловал в шею. Они так соскучились. Вкус ее кожи был ясным, как возвращение в тысячу раз виденный сон или в дом, где не был давно. Вздохнул с облегчением – теперь он забыл Иру.
После лежали на ее кровати, глядя в потолок, Николай внезапно вспомнил, какое сегодня число, и спросил тревожно:
– Можно я здесь закурю?
Спросил, не подумав, но Нора ответила серьезно:
– Я думаю, здесь можно всё.
Он закурил уже без желания. Он вспомнил свой план, все рассчитанные и просчитанные дни, и понял, что это свидание должно стать последним перед побегом, до которого еще много дней. Почему он не подумал раньше? Почти случайно попал к ней сегодня. Почему…
Он не мог от нее оторваться. Вместо того чтобы начать разговор, чтобы сказать ей то, что сказать нужно: они расстанутся, и расстанутся надолго (можно, можно не говорить, она не заметит, они никогда не договаривались о следующей встрече, но честно ли?) – он поднял левую руку и положил ей на лоб. Провел по носу к подбородку. Она фыркнула, но не изменила позы – лежала лицом вверх. Его ладонь прижалась к ее губам и почти сразу упала на шею – под кожей билась жилка. Нора была настоящей. Рука спустилась к груди. Он закрыл глаза. Но вел ладонь дальше – туда, где обрывались ребра и был мягкий живот. Ямка пупка. Он вел дальше, но резко оторвал и уже открыл рот, чтобы сказать, как все будет, но она сказала раньше:
– Алекс Ниффлонгер устраивает праздник в феврале. Перед постом. У нас.
Сначала ударило – как может она говорить об Алексе сейчас – лежа голой под его рукой. Но потом ударило сильнее – что за праздники в феврале, если в феврале он ее должен забрать? Ему Александр ничего не говорил ни о каком празднике.
Сел, кинул догорающую сигарету в какую-то вазу. Лена оказывалась права. Если он сам скрывает от Александра какие-то мелочи вроде купленного домика, то Александр скрывает он него почти всё. Зачем эта долгая пауза между встречами, почему нельзя сказать Норе прямо сейчас:
– Нора. Давай ты прямо сейчас уйдешь вместе со мной.
Лежа так же, словно не заметив перемены его настроения, она ответила:
– Да, давай.
Но уже по тону он понимал, что ничего из этого получиться не может, и что она это знает. Нет в здании ни входов, ни выходов, а только переходы, которые для него одного оказываются выходами – Нору же ведут дальше, в ее комнаты. Любой неосторожный шаг может обернуться выходом для него. Он снова лег, сжал ее руку. В спальне непривычно пахло табачным дымом. Не хотел выпускать Нору. Выговорил:
– Нора. Если ты на самом деле хочешь уйти со мной – нам нужно расстаться на некоторое время.
– Надолго? – спросила не изменившимся тоном. А он боялся, что она будет плакать, или повернется лицом вниз и не будет отвечать.
– Надолго. Но потом мы сможем не расставаться никогда. Ты должна мне верить.
– За долгое время я могу умереть.
– Нет, ты не можешь. Ты только говоришь. Ты не можешь умереть здесь, помнишь? Ты говорила мне.
– Но моя мама умерла. Значит, и я могу. Но даже если я не могу умереть здесь, ведь ты можешь умереть там.
– Зачем ты говоришь это, Нора? Мне тридцать лет, с чего бы мне…
– Ну и что! – отрезала, и только теперь он догадался наклониться над ее лицом в темноте и увидел, что все вокруг глаз мокро.
Он нагнулся и поцеловал один глаз. Слезы соленые, как у всех людей. Другой. Она тряслась, но не плакала вслух. Поцеловал в губы. Она заговорила шепотом, сдавленно:
– Я ведь без тебя точно умру, даже здесь. Почему ты этого хочешь? Почему ты не хочешь, чтобы все было как раньше? Как сейчас. Разве мы не счастливы? Разве мне плохо так?
– А я?
– Тебе должно быть хорошо, когда мне хорошо.
Он засмеялся искренне, она добавила быстро:
– Но я согласна. Я уже один раз на всё согласилась, и я не меняю решения. Только не обижайся, если я умру за это время. К тому времени, когда ты придешь.
88 
