— Дорогой папочка, еще как можно!
Он только усмехнулся в ответ, потом сложил руки ковшиком и на чудовищном пушту громко приказал остановиться.
Хотя погонщики верблюдов славились столь же сварливым нравом, что и их подопечные, безмерное отцовское обаяние, как всегда, сработало: погонщики немедленно принялись за решение трудной и неблагодарной задачи — заставить верблюдов остановиться и встать на колени, дабы пассажиры могли сойти на землю.
Люси с нежностью наблюдала, как ее крупный, рослый отец слезает с верблюда. К горлу у нее подкатил комок, когда она увидела, как отец с поспешностью начал предлагать помощь своим спутникам — переводчикам, проводникам и многочисленным прихлебателям делегации.
«Отец такой хороший, — подумала Люси, — такой добрый». Преуспевающие промышленники во всеуслышание трезвонят о своем служении обществу, но сэр Питер никогда не тратил время на рассказы о собственной щедрости. Просто четыре года назад он продал свое весьма солидное и доходное дело и отправился в Индию. С тех пор половину своего времени он занимался строительством школ и больниц в отдаленных пограничных районах. Люси восхищалась энергией и деловитостью сэра Питера и очень его любила.
Под двумя наскоро сооруженными навесами слуги раскладывали провизию для завтрака. Не обращая внимания на враждебно глядящего на него верблюда, сэр Питер протянул руки и помог Люси, у которой затекли ноги, спуститься на землю. И вовремя: она спрыгнула как раз в тот момент, когда Вельзевул вознамерился злобно цапнуть кусок нижней юбки из-под взметнувшейся амазонки.
— Ага, не вышло, глупая скотина, — мстительно прошипела Люси.
Вельзевул разочарованно прикрыл глаза, рыгнул и вновь принялся жевать свое колено.
Сэр Питер рассеянно похлопал верблюда по горбу, чудом избежав угрозы быть укушенным за руку.
— Знаешь, больше, чем есть, я хочу смыть с себя всю пыль, а ты? — спросил он дочь.
— Ты прав, отец. — Люси поднесла к глазам руку, чтобы защититься от ослепительного солнца. — А куда делись все погонщики?
— Тоже завтракают. Они, наверное, боятся, что мы их заставим работать, если они попадутся нам на глаза. Смотри, Махмуд уже стоит у ручья наготове с мылом и полотенцами. Как всегда, предвосхитил наши желания.
Прервав беседу, они неторопливо пошли к ручью. Смыв с лица и рук липкую пыль, Люси почувствовала себя человеком.
Она отдала слуге полотенце и с лукавой улыбкой обратилась к отцу:
— Ну, теперь, на расстоянии тридцати ярдов от Вельзевула, я готова признать, что горы и впрямь великолепны. Я буду вспоминать эту чудную картину, когда мы вернемся в Пенджаб.
— Правда? Значит, тебе понравилось путешествие в Кабул?
— Конечно! Папа, неужели ты принял всерьез мое хныканье? Да я бы ни за что на свете не отказалась от этого путешествия.
— Сказать по правде, совесть меня немного мучила. Твоя мама неоднократно меня предупреждала, что это неподходящая поездка для молодой леди. Ну да, афганцы не испытывают особого почтения к женщинам — неважно, своим или чужим.
— Матушка не любит путешествовать, — сдержанно заметила Люси.
Сэр Питер помедлил с ответом.
— Ты совершенно права. Понимаешь, ей противопоказан этот климат. Она хотела бы вернуться в Англию, да и твоя сестра тоже.
Люси едва сдержалась, чтобы не фыркнуть. Леди Маргарет, дочь графа, никогда не скрывала своего отвращения к полной ограничений жизни в колониальной Индии, так что Люси слова отца ничуть не удивили.
— А как же школа, которую ты строишь в Гуйрате? — спросила она, осторожно подбирая слова. — И что будет с новым медицинским кабинетом в Лахоре?
— Мама справедливо говорит, что незаменимых людей нет. Кто угодно может завершить эти проекты. Кроме того, Пенелопе скоро исполнится восемнадцать, и она права в своем желании вращаться в более цивилизованном обществе, чем то, которое может ей предоставить Лахор.
Итак, мачеха и сестрица скучают. Ничего удивительного: в жизни их интересуют лишь модные туалеты да сплетни про высший лондонский свет. Люси подавила приступ злости. Все бесполезно. Нужно быть реалисткой. Раз мачехе взбрело в голову, что пришло время уезжать из Индии, значит, всей семье надо покорно паковать чемоданы. Добродушному сэру Питеру никогда не удавалось выдержать натиск жены, ее решительный напор не оставлял надежды на пощаду.
Люси быстро отвернулась — ей не хотелось, чтобы отец прочел на ее лице эти горькие мысли. У него хватало собственных проблем и без этих обид. Жена и падчерица — тяжелое бремя, куда уж больше.