77 
— Из-за странной смерти его братьев?
— Именно. Незадолго до твоего появления некоторые жители деревни начали подозревать, что заблуждались насчет моих волшебных чар, но мужчины все же побаивались приставать ко мне. Они думали: а вдруг я могу отнять их мужскую силу? Женщины же опасались, что я могу сделать их бесплодными. — Люси слабо улыбнулась и взглянула на Эдуарда. — Ну вот видишь, все считают меня многоопытной женщиной, а на самом деле я остаюсь невежественной и наивной английской школьницей.
Какое-то мгновение Эдуард остолбенело смотрел на нее, а потом расхохотался. Заключив жену в объятия, он зарылся лицом в ее волосах.
— О Люси, моя бедная детка, это ужасно!
— Конечно, ужасно, разве нет?
Эдуард хмыкнул.
— Да у меня словно груз с плеч свалился — ведь я всего лишь должен тебе объяснить механику данной процедуры. Это, конечно, тоже задача не из легких, однако по сравнению с тем, что мне предстояло (мне нужно было стереть из твоей памяти горечь последних двух лет), — это просто одно сплошное наслаждение!
Люси теребила пуговицу на его пиджаке.
— И ты объяснишь мне… «механику процедуры»?
— С превеликим удовольствием, — хрипло ответил Эдуард. Он взял ее руки и прижал к своему лицу. — О прекраснейшая из женщин, этот урок усвоится лучше, если мы займемся практическими занятиями. Ты готова выполнить первое задание, любовь моя?
Она кивнула, ожидая продолжения с некоторым страхом, хотя все ее тело испытывало странное томление, желая удовлетворения чего-то такого, о чем она не имела никакого понятия.
Эдуард был слишком опытным любовником, чтобы дать ее страху развиться. Он поднял ее на руки, нашел ртом ее губы, раздвинул их языком, дразня и лаская поцелуями — Люси к ним уже привыкла и наслаждалась ими.
Счастливая от сознания того, что все тайны между ними исчезли, Люсинда позволила себе расслабиться и целиком отдалась ощущениям, вызываемым поцелуями. Окружающая реальность утонула в сладостной дымке. Каждое прикосновение его рта делало Люси все свободнее. Тело ее сладостно ныло, кожа горела, грудь вздымалась. Его руки дарили ей расслабленность, но в то же время шаг за шагом увеличивали возникшую где-то в глубине жажду.
Она так отдалась плаванию по волнам наслаждения, что едва заметила, как Эдуард снял с нее нижнее белье и швырнул его на пол вместе со своей одеждой.
— Урок номер два, дорогая, — прошептал он, опрокидывая Люси на подушки. Его умелые руки гладили ее обнаженную грудь.
Люси вся пылала. Интуитивно она сама приникла к его губам, издав сладостный стон. Страсть полностью раскрепостила Люсинду, ни к чему было пытаться контролировать себя. Как-то смутно она помнила, что леди никогда не получают удовольствия от сексуальных посягательств собственных мужей. И если у Люсинды мелькнуло опасение, что она оказалась непозволительно распущенной, то он мгновенно исчезло, когда Эдуард прижался лицом к ее груди. Если эти странные восхитительные ощущения сопутствуют превращению девушки в женщину, то в таком случае Люси не желала оставаться респектабельной.
Все теперь не имело никакого значения. Для Люсинды существовали только пальцы и губы мужа. Его лобзания устремились вниз, по направлению к талии, одновременно утоляя жажду и распаляя ее еще больше.
Прохладный воздух спальни освежил ее разгоряченную кожу, когда Эдуард расстегнул крючки ее нижней юбки. Весьма ловко он стянул с бедер последнюю одежду, и Люсинда предстала перед мужем во всей своей наготе. Прикосновения его языка к ее животу превратили холод, царивший в спальне, в изнуряющую жару.
— Ты действительно самая прекрасная женщина на свете, — прошептал Эдуард, скидывая с себя одежду.
Его нагота не испугала Люси, а возбудила еще больше. Желание разгорелось еще сильней. Он осыпал ее поцелуями, и Люси изгибалась всем телом, инстинктивно стремясь слиться с ним еще тесней.
— Еще не сейчас, прекраснейшая из женщин, еще не сейчас.
Слова мужа вернули Люсинду к реальности. Их жаркие тела были тесно сплетены, но только сейчас до Люсинды дошло, что, стоит ей чуть шевельнуться, как муж начинает дрожать в ее объятиях. Не совсем понимая связь между собственными движениями и его реакцией, она задвигалась, желая получше рассмотреть выражение его лица.
Эдуард издал сдавленный стон и крепко сжал ее бедра, почти силой удерживая их в спокойном положении.
— Любовь моя, если ты хочешь, чтобы мой рассудок был ясным во время занятий, не вертись до окончания урока.
77 
