20 
По ночам, лежа в постели, она выдумывала еще более захватывающие истории: вот, например, ее вместе с Матье Саладеном заключили в бочку и швырнули в Ниагарский водопад. Бочка разбивается об острые утесы, кто-то из них – он или она – ранен или потерял сознание, и второй должен его спасать.
Каждая из версий имела свои преимущества. Когда спасать нужно было
Плектруду, она с замиранием сердца представляла, как Матье ныряет в бешено кипящий поток, заключает ее в объятия и, вытащив на берег, делает искусственное дыхание; когда же Матье разбивался о камни, она выносила его из воды и губами осушала струившуюся из ран кровь, с радостью думая о новых шрамах, которые сделают его еще прекраснее.
В конце концов девочку пронзала острая дрожь желания, от которой темнело в глазах.
Плектруда ждала начала занятий как освобождения. Но переступив порог училища, она оказалась в тюрьме.
Девочка знала, что в балетном училище царит железная дисциплина. Однако то, что она там увидела, превзошло наихудшие опасения.
В любом окружении Плектруда выделялась своей худобой. В училище же ее определили в категорию «нормальных». А тех, кого здесь называли худыми, за стенами интерната посчитали бы просто скелетами. Что же касается девочек, которые, по обычным меркам, обладали стандартными пропорциями, то и училище они носили презрительную кличку «жирные коровы».
Да и первый день занятий уместно было бы назвать «бойней». Тощая старая дама, похожая на продавщицу в мясной лавке, пристально оглядела новеньких, как куски мяса, потом разделила их на три группы и произнесла следующую речь:
– Худышки – молодцы, так и держитесь дальше. Нормальные – куда ни шло, но знайте, что я взяла вас на заметку. А вы, жирные коровы, либо похудеете, либо вылетите отсюда, толстозадым тут делать нечего.
Это любезное приветствие было встречено злорадным хихиканьем «худышек». Вид у них был, как у смеющихся скелетов. «До чего же они мерзкие», – подумала Плектруда.
Одна из «жирных коров» – хорошенькая девочка абсолютно нормальной комплекции – заплакала навзрыд. Злобная старуха тут же окрысилась на нее:
– Это еще что за сопли! Если хочешь объедаться сладостями под крылышком v мамочки, никто тебя здесь не держит!
Затем «живое мясо» обмерили и взвесили. Плектруде через месяц должно было исполниться тринадцать, при этом ее рост был метр пятьдесят пять, а вес сорок килограммов – крайне мало, если учесть, что все они ушли в мышцы, как у всякой уважающей себя балерины; тем не менее ее строго предупредили, что она достигла «максимума, который нельзя превышать».
Этот первый день в училище точно ножом отрезал маленьких танцовщиц от детства: еще вчера к их телу относились, как к нежному цветку, который берегут и лелеют, чьему росту радуются, видя в нем чудесное явление природы, залог прекрасного будущего; семья была садом, где они неслышно росли в холе и неге. И вдруг их грубо, с корнями, вырвали из родной влажной почвы и швырнули в иссохшую пустыню, где острый взгляд восточной флористки вмиг определял, что такой-то стебелек нужно удлинить, а такой-то корешок обстругать и что, хочешь не хочешь, из них сделают то, что нужно, – для этого есть старые испытанные приемы.
Здесь в глазах взрослых не было ни капли доброты, они блестели холодным блеском скальпеля, отсекающего последние детские припухлости. Девочки одним махом перелетели через века и пространства, угодив из Франции конца второго тысячелетия в средневековый Китай.
Мало сказать, что в училище царила железная дисциплина. Дрессировка воспитанниц длилась с раннего утра до позднего вечера, если не считать перерывов на еду, не заслуживающую этого названия, да коротеньких общеобразовательных уроков, во время которых ученицы так блаженно расслаблялись, что им было не до умственной работы.
При таком режиме моментально похудели все, даже самые тощие. Последние безмерно радовались этой удаче, вместо того чтобы встревожиться, как сделал бы на их месте любой здравомыслящий человек. Они считали, что худобе нет и не может быть пределов.
И однако, хотя первый день должен был внушить им беспокойство по поводу избыточного веса, не это стало их главной заботой. Воспитанниц настолько изнуряли бесконечные часы экзерсисов, что они страстно мечтали лишь об одном – хоть на минутку присесть. Редкие минуты, когда можно было расслабить мускулы, воспринимались как чудо.
Не успев встать, Плектруда ждала вечера. Предвкушать тот миг, когда ее костлявое, измученное тело окажется наконец в постели и сможет отдыхать целую ночь, было настолько сладко, что ни о чем другом не хотелось и думать.
20 
