155 
– Гм! – сказал он, чуть пошевелив ногой тело. – Кажется, это не медведица?
– Это колдунья! – с отвращением промолвил нормандец. – Пусть ее гнусной душой владеют адские Норны!
Между тем Катрин, склонившись над мертвой соперницей, внимательно разглядывала лицо, на котором уже синели трупные пятна, почерневшие губы, словно оскалившиеся в последней усмешке зубы… Облик Мари де Конборн был настолько жутким, что Катрин вздрогнула и инстинктивно перекрестилась. Не поднимая глаз, она спросила Готье:
– Кто убил ее? Ты знаешь?
Вместо ответа он вытащил из-за пазухи длинный кинжал, покрытый пятнами засохшей крови, и положил его на колени молодой женщине.
– Это было у нее в груди, госпожа Катрин. Тот, кто нанес удар, свершил правый суд!
На черном бархате платья сверкал чуть поблекший за три влажные ночи в лесу серебряный ястреб Монсальви. Катрин смотрела на него расширившимися глазами. В последний раз она видела этот кинжал во время встречи с мужем на галерее: Арно, поигрывая его рукоятью, говорил, что любит свою кузину и хочет взять ее с собой. Но Мари была мертва, и убил ее кинжал Монсальви!
– Арно? – выдохнула она. – Это невозможно… Я не могу поверить!
– Но это так! – убежденно сказала Сара, подойдя ближе. – Это он убил ее, можешь не сомневаться.
– За что? Он сказал мне, что любит ее…
Сара, покачав головой, взяла из рук Катрин окровавленный кинжал и повертела его в своих смуглых пальцах.
– Нет, – произнесла она очень мягко, – он никогда ее не любил! Он просто хотел уверить в этом тебя! Но слишком сильное отвращение она ему внушала… он не стерпел и нанес удар.
Катрин выпрямилась, словно подброшенная пружиной. Вскочив на ноги, она схватила Сару за плечи и стала трясти с неожиданной силой.
– Что ты утаила от меня? Что ты знаешь? О чем ты молчала, пока я умирала от отчаяния? Зачем была разыграна эта жестокая комедия, от которой я едва не лишилась рассудка? Говори, говори же! Я заставлю тебя сказать правду, даже если придется вырвать ее из твоей глотки…
Она осеклась, несмотря на охватившее ее бешенство, устыдившись слов, которые чуть не сорвались с уст. Да, она едва не пригрозила Саре, верной Саре пыткой! Какую же власть имел над ней Арно, если одно лишь имя его способно было довести ее до такого состояния?! Сара опустила голову, будто преступница.
– Делай что хочешь, – прошептала она, – я не имею права говорить… Я поклялась Мадонной и спасением души.
– И ты сдержала слово, Сара! Благодарю тебя!
Услышав этот голос, Катрин вскрикнула и обернулась. Ей пришлось изо всех сил ухватиться за спинку кресла, чтобы не упасть. На пороге стоял Арно де Монсальви в костюме из черной замши, бледный и худой… Крик замер на губах Катрин. Ей показалось, что она видит призрак. Однако призрак был жив… Он медленно шел к ней, и в его глазах сияла любовь прежних дней. Но никогда еще он не смотрел на нее с такой безнадежной нежностью.
– Ты! – выдохнула она. – Господь услышал мои молитвы! Он позволил мне еще раз увидеть тебя!
Он был здесь, рядом, и все для нее потеряло значение, все исчезло: и эта комната, где она погибала от тоски, и Готье, и Сара, и шотландец, и даже тело мертвой соперницы. Ничего не было, кроме него! Кроме этого человека, которого она любила больше жизни.
Она хотела броситься к нему, обезумев от счастья, как совсем недавно обезумела от горя, и уже раскрыла ему объятия, но он и на этот раз остановил ее.
– Нет, любовь моя… не подходи ко мне! Ты не должна ко мне прикасаться! Господа, прошу вас оставить нас одних. Благодарю вас всех за то, что вы сделали.
Кеннеди снова коснулся пола перьями своего берета, а Готье, преклонив одно колено, устремил свои серые глаза на бесконечно грустного рыцаря, которого только теперь признал своим сеньором.
– Мессир Арно, – сказал он, – вы свершили суд. Простите, что посмел усомниться в вас. Отныне я ваш слуга!
– Спасибо! – горько промолвил Монсальви. – Но служба твоя будет недолгой. Мне жаль, брат, что не могу больше подать тебе руки.
Кеннеди и Готье вышли, Сара ушла еще раньше, чтобы заняться Мишелем, которого доверила бабушке. Катрин и Арно остались одни. Молодая женщина пожирала мужа глазами.
– Почему, – спросила она сдавленным голосом, – почему ты говоришь, что я не должна к тебе прикасаться? Что означала эта отвратительная комедия? Зачем ты хотел уверить меня, что любишь женщину, которую ненавидел? Зачем заставил меня так страдать?
155 
