48 
Господи, как же он любил меня! — с тоской подумала Джесс, вспомнив подаренную шкатулку с осенними листьями. — Но какие чувства он испытывает ко мне теперь? Говорят, от любви до ненависти один шаг. Впрочем, кажется, это не тот случай. Иначе он не повез бы меня на Сицилию, в дорогой ему дом отца и деда.
А что, если от любви один шаг не до ненависти, а до безразличия? Вдруг Лоренцо действительно чувствует к ней только сильную физическую тягу, о которой так красноречиво говорит, и ничего больше? Да, когда-то он любил ее. Но не морочит ли она себе голову, мечтая, что настанет день, и эта любовь оживет?
Раздавшийся сзади легкий шорох заставил ее вздрогнуть. Спустя секунду она ощутила прикосновение губ Лоренцо — как раз над застежкой ожерелья из золотых листочков.
— Дам сто долларов, если расскажешь мне, о чем задумалась, — с усмешкой проговорил он и встал рядом, облаченный в очень шедшие ему черную рубашку и черные брюки.
— Раз уж мы в Италии, надо говорить «дам сто лир»… Хотя, конечно, сто лир — не деньги… — Джесс занервничала. Надо было собраться с мыслями, что-то придумать и в то же время не дать ему почувствовать правду. — Если хочешь знать, я думала о том, как тебе удается покидать остров. Когда я вспоминаю о том, что придется уехать отсюда, у меня сжимается сердце.
А уехать придется — и очень скоро. Отпуск близится к завершению. Еще дня два, и надо будет возвращаться в Рим, оттуда в Нью-Йорк…
— Это нелегко, — признался Лоренцо. — Но меня утешает мысль о возвращении.
О чьем возвращении? Его? Или их обоих? Этот вопрос был слишком важен для Джесс, чтобы осмелиться задать его.
— Мы поговорим об этом за обедом. Об этом и многом другом.
— О чем другом?
Но Лоренцо только покачал головой, взял Джесс за руку и повел за собой.
— Позже, — сказал он. — Сначала нужно поесть. Что касается меня, то я голоден как волк. — Тут Скарабелли лукаво покосился на нее. — Можно подумать, что сегодня днем я разгружал вагоны, а не нежился в постели.
После такого взгляда Джесс была готова поверить, что Скарабелли испытывает к ней куда более сильное чувство, чем хочет признать. В пронзительных черных глазах стояло тепло, на губах играла легкая улыбка… Сейчас он был очень похож на прежнего Лоренцо, на человека, который привез ее сюда, на свою родину, чтобы предложить руку и сердце.
У Джесс так билось сердце, что она едва брела по лестнице. Неужели? Неужели это «многое другое», о чем он хочет поговорить, означает, что Лоренцо согласен начать все сначала?
Эта мысль не давала ей покоя настолько, что полностью лишила аппетита. Она вяло ковыряла вилкой вкусные тушеные баклажаны, размазывая их по тарелке. Лоренцо, тоже поглощенный собственными мыслями, встрепенулся лишь тогда, когда где-то в доме зазвонил телефон.
— Ты не подойдешь? — спросила Джесс, видя, что он не сдвинулся с места.
— Это сделает Патрисия. Если что-то важное, она меня позовет.
Это была самая длинная фраза, сказанная им за все время обеда. Он был молчалив, держался отчужденно и отвечал на ее вымученные вопросы одними междометиями.
В конце концов, Джесс не выдержала.
— Лоренцо…
Но продолжить она не успела. Дверь открылась, в комнату вошла Патрисия и, демонстративно не замечая Джесс, выпалила длинную тираду на неразборчивом итальянском. Лоренцо нахмурился, задал несколько коротких вопросов, и у Джесс похолодело в животе. Когда она уловила два-три знакомых слова, ее тревога стала еще сильнее.
— В чем дело? Лоренцо, что случилось?
Не обращая на нее внимания, Скарабелли отдал горничной несколько распоряжений и вновь повернулся к Джесс только тогда, когда Патрисия вышла из комнаты.
— Что-то не так? Я поняла только два слова — «мать» и «отец». Что с ними?
— Ничего. Просто позвонили мои родители и сказали, что приедут завтра. Я не ждал их так скоро. Они гостили у моей сестры в Милане, но почему-то решили сократить визит.
Джесс охватило чувство такого облегчения, что она лучезарно улыбнулась, глядя в лицо Лоренцо.
— Но это же чудесно! Я буду рада снова увидеться с ними!
Однако что-то было не так. Лоренцо не только не ответил на ее улыбку, но еще больше отдалился от Джесс. Его лицо напряглось, черные глаза наполовину закрылись, губы сжались в тонкую линию.
— Боюсь, это невозможно.
— Невозможно? Но почему?
— Сегодня вечером мы покинем Сицилию.
48 
