22 
Но я не забыла, кто из учеников занял первое место, и как толпа помогла ему в этом.
В сравнении с этим, румынская избирательная кампания просто образец честности.
Фабрис, — а это был, конечно, он, — сочинил историю о благотворительности. Дело происходило в Африке. Маленький негр видел, как его семья умирает с голоду, и отправлялся на поиски съестного. Он уходил в город и становился богатым. Через десять лет он вернулся в деревню, завалил родню подарками и едой и построил больницу.
Вот как учитель преподнёс нам этот поучительный рассказ:
— Я оставил напоследок историю нашего Фабриса. Не знаю, что вы на это скажете, но мне она нравится больше всех.
И он прочёл его сочинение, которое было встречено самыми вульгарными криками восторга.
— Ну, что ж, дети, думаю, вы со мной согласны.
Не могу выразить, как мне было противно.
Сначала сага Фабриса показалась мне глупой и нелепой.
«Но это же гуманная история!» — воскликнула я про себя, слушая чтение, с таким огорчением, что это можно было понять, как «Это же пропаганда!»
В дальнейшем похвала взрослого всегда казалась мне залогом посредственности.
Это впечатление подтвердилось отвратительной идеологической манипуляцией, которая затем последовала.
Всё говорило об этом: голосование восторженными криками, а не выборами, неточность в подсчётах и т.д.
И в конце гвоздь программы: лицо победителя, который вышел на эстраду поприветствовать избирателей и изложить свой проект более подробно.
Его спокойная, довольная улыбка!
Его идиотский голос, вещающий о мужестве голодающих!
А особенно единодушные крики радости этой кучки маленьких глупцов!
Только Елена не ликовала вместе со всеми, но то, с какой гордостью она смотрела на героя, говорило само за себя.
По правде, сказать, я не расстроилась, что о моей истории не упомянули. Я жаждала славы только в любви и на фронте. А пишут пусть другие.
Но при мысли, что подлое простодушие этого мелкого смешного существа снискало такой восторг, меня тошнило.
То, что к моему возмущению примешивалось много ревности и злости не меняло дела: мне было отвратительно то, что превозносили до небес историю, где добрые чувства были всего лишь плодом фантазии.
С этого дня я решила для себя, что литература — это мир зависти и интриг.
Махинация была на лицо.
Сочинение писали сорок детей.
Я гарантирую, что из нас только 39 человек были способны сочинять истории, потому что я предпочла бы лучше умереть, чем помогать, как бы мало ни было моё участие, этому коллективному творчеству.
А если исключить маленьких перуанцев и других инопланетян, случайно приземлившихся среди нас и которые не понимали ни слова по-французски, остаётся тридцать четыре человека.
Из них надо вычесть тех, которые молча следуют за большинством, такие есть в любом обществе, и их глупое молчание принимают за участие. Остаётся 20 человек.
Из них Елена, которая всегда молчит, чтобы сохранить репутацию сфинкса. Остаётся 19.
Из них 9 девочек, влюблённых в Фабриса, которые открывают рот только для того, чтобы громко одобрять всё, что бы ни сказал их длинноволосый идол. Остаётся 10.
Из них 4 мальчика, которые подражают Фабрису и которые только и умеют, что блеять от восторга, когда говорит их кумир. Итого шесть.
Среди них один румын, очень важный с виду, всё время повторяющий, как ему нравится эта идея, и как он мечтает принять в ней участие. На этом его участие и заканчивалось. Без него остаётся пять.
Из них двое — соперники Фабриса, которые робко пытаются противиться всему, что он говорит, но малейший их выпад гасится общим улюлюканьем. Итого трое.
Среди них странный тип, который говорил только по подсказке. Остаётся два человека.
Один из них — мальчик, жаловавшийся, возможно искренне, что у него нет ни капли воображения.
И вот как мой соперник самостоятельно написал наш коллективный труд.
(Впрочем, таково большинство коллективных трудов).
И вот как те, кто должны были научиться читать и писать, благодаря этому спектаклю ничему не научились.
Эта махинация длилась три месяца.
Мало-помалу учитель заметил некоторые негативные стороны этого предприятия, которое становилось всё менее и менее коллективным.
Однако, он не пожалел о своей идее, потому что мы никого не поколотили за три месяца, а это уже было достижением.
Однажды он всё-таки рассердился, видя, что мы все больше шумим. И он приказал тем, кто не участвовал в написании истории, нарисовать рисунки к истории Фабриса.
22 
