100 
Катрин принялась молиться. Она молилась за ту, которой больше не было, но мысли ее были и о том, кто скоро должен отправиться той же неведомой дорогой, и о себе. Любовь была соткана из контрастов: драма и счастье, неистовство и нежность, радость и страдание, но госпожа де Монсальви знала уже, что, как только ее сеньора больше не станет, ее собственная жизнь будет похожа на жизнь ее матери, на жизнь Изабеллы де Монсальви, ее свекрови, и на жизнь всех женщин, кого возлюбленный муж оставляет на земле: на долгое одиночество-ожидание, непрерывное продвижение к черной двери, которая открывает вечность света…
Ландри, пока она молилась, кончил свои приготовления, надел на свое одеяние шелковую епитрахиль.
– Кто этот человек? – спросил он тихо.
Катрин вздрогнула, только теперь поняв, что он не мог знать.
Она взяла лежащую на одеяле руку. Рука была горячей от жара.
– Это мой сеньор, – вздохнула она. – Граф де Монсальви…
– Ты мне расскажешь позже! – прошептал он. – У нас еще будет время.
Все опустились на колени в благоговейном молчании. Только голос Ландри, сильный и скорбный, нарушал тишину.
Когда затихли последние слова молитвы, Катрин открыла узкое окно. Ночь опустилась на землю, но в комнате было жарко.
В комнату ворвался шум с маленькой площади. На башнях замка горели горшки с огнем, освещая дозорные галереи, не оставляя ни одного места в тени. Во мраке ночи замок казался огненной короной…
– Теперь скажи мне все, – прошептал Ландри.
– Что ты хочешь знать?
– То, что от меня ускользает. Почему ты так долго не отвечала на зов госпожи Эрменгарды, почему я нахожу тебя здесь, рядом с тяжело раненным мужем? На вас напали эти бродяги? Мне говорили о раненом по имени…
– Гром! Ты прав. Ты должен знать. Действительно, если бы я сама все это не пережила, то, наверное, с трудом бы поверила.
Рассказ о том, что произошло в Монсальви, потом в Париже, в Шиноне и в Туре, оказался кратким. О жизни молодой женщины Ландри знал от Эрменгарды. Мучительней была часть, когда надо было переходить к событиям вчерашней ночи.
– Я знаю, как это происходит, – перебил Катрин монах. – К сожалению, для меня это зрелище не новое, и уже много раз я чудом оставался жив в подобных случаях. Это и есть война! Продолжай, прошу тебя…
Не решаясь поднять глаза на Ландри, она описала ужасы своего плена, человека под пыткой, изнасилованную женщину и потом, закрыв лицо руками, произнесла:
– И тогда я увидела того, кто командовал… капитана Грома, моего супруга! Арно!
В комнате повисла тишина. Ландри не говорил ничего. Готье и Беранже отошли в дальний конец комнаты.
– Ужас охватил меня, когда я узнала Арно, – продолжала Катрин. – Это чудовищно, ты понимаешь… То же я чувствовала в тот вечер, когда Кабош убил Мишеля перед нашим домом. Ты видел, что толпа с ним сделала, когда Легуа нанес последний удар? Это было кровавое месиво. Так вот, когда я вчера увидела Арно, я снова испытала тот же ужас. Мы спорили, называли друг друга страшными словами, мы были чужими, врагами. Я не могла понять, что сделало моего Арно таким жестоким. Я ничего не могла ему объяснить. Он был глух и злобен. В нем словно жила чья-то чужая воля, враждебная сила. Арно не доверял мне.
– А раньше ты не чувствовала этого? Ты поняла это только сейчас?!
Она мгновение подумала и честно подтвердила:
– Ты прав. Сначала я была для него девицей Легуа, и этого было достаточно, чтобы я внушала ему ужас. Затем были мои… отношения с герцогом Филиппом, которого он всегда считал своим главным врагом.
– Все те, кто служит королю Карлу, думают так, – заметил Ландри. – Только в твоем супруге его ненависть усиливалась ревностью. Это злая сила, ты и сама это хорошо знаешь. Не думаешь ли ты, что она зовется ревностью?
– Это из ревности он поджег деревню, насиловал женщину, пытал мужчину?
– Ты тоже ревнива. Менее всего ты можешь простить ему восхищение авантюристкой из Сен-Привея, девицей, которая выдает себя за Деву, и насилие над женщиной! Женщиной, которая тоже была блондинкой, как ты!
Ландри устремил глаза на раненого и мгновение внимательно его разглядывал.
– Я бы предпочел, чтобы он не прошел через исповедь, – вздохнул он. – Души подобной закалки, в которых гордость выше Бога, имеют странные тайники, темные, непредсказуемые. Бешеная ревность. Тогда потребность разрушения – только реакция, попытка утолить страдание! Я знаю примеры… Вот и Арно, я думаю, видел перед глазами только одну невыносимую картину: ты, его жена, переходишь за стены замка и встречаешь там раскрытые объятия человека, которого он ненавидел больше всех на свете, твоего бывшего любовника. Он видел только это. И он продолжал это видеть в тот момент, когда безрассудно бросился навстречу смерти…
100 
