42 
Конечно, еще многие земли оставались в руках англичан, но теперь коннетабль мог обойтись и без Арно.
И вот теперь Париж расстилался перед глазами Катрин и ее спутника. Париж, спускающийся волнами крыш с холмов предместья Сен-Жак, с силуэтами соборных шпилей и башен дворцов, колеблющимися во влажном тумане, покрывающем густой пеленой Сену и ее острова.
Увы! Город, который был у нее перед глазами, совсем не походил на тот, который она хранила в памяти. Этот город постарел и обветшал, словно прошли не годы, а века, как Катрин покинула его.
Туманная и серая погода во многом способствовала этому удручающему впечатлению.
Со вздохом сожаления Катрин покинула свой наблюдательный пост и направила лошадь к воротам Сен-Жак, к счастью, открытым в этот час и охраняемым лучниками.
Она тронула лошадь и углубилась под черный свод ворот. Не замедляя шага, она направила лошадь к сторожевому посту. Двое солдат с явной небрежностью несли службу: один сидел на табурете, ковырял в зубах и мечтательно рассматривал черные балки на потолке, другой стоял, прислонившись к воротам, и плевал, целя в большой камень.
К нему Катрин и обратилась:
– Я хочу видеть монсеньора коннетабля. Где я могу его найти? – спросила она.
Человек прекратил свои упражнения, сдвинул на затылок железную каску и уставился на двух всадников с нескрываемым удивлением. Результаты этого осмотра были, без сомнения, не слишком благоприятными, так как, закончив его, он принялся хохотать, показывая зубы, которые, впрочем, в его интересах было бы лучше прятать.
– Нет, вы послушайте, куда вас занесло! Видеть коннетабля! Только и всего? Но вы же знаете, что его вот так просто всем желающим не показывают, нашего главного командира, надо еще проверить…
– Я не спрашивала вас, примет ли он меня, я спросила, где я могу его видеть. Отвечайте прямо и не пытайтесь обучить меня тому, что я давно знаю.
Повелительный тон молодой женщины заставил лучника пересмотреть свое мнение о путниках.
– Монсеньор остановился в отеле «Дикобраз», на улице Персе, около церкви Сен-Поль…
– Я знаю, где это находится, – сказала Катрин, трогая лошадь.
– Эй! Подождите! Как же вы торопитесь! Если вы отправитесь в отель, то рискуете не найти там коннетабля.
– Так где же он, позвольте узнать?
– В монастыре Сен-Мартен-де-Шан со всеми своими капитанами, частью своей армии. Там проходит церемония…
Молодая женщина даже не поинтересовалась, о какой церемонии могла идти речь. Солдат произнес магическое слово «капитаны»… Это должно было означать, что и Арно находился там.
Весело бросив монету солдату, который поймал ее с ловкостью кошки, она стала спускаться по улице Сен-Жак.
Беранже безропотно следовал за своей госпожой. Он смотрел во все глаза на эти старые и потрепанные временем строения, но не замечал ни позеленевших стен, ни выбитых местами стекол, ни ручья, пробивавшегося под самыми стенами.
Для него это было место, где билась духовная жизнь, средоточие знания, оставлявшего место определенной свободе. И молодой овернец был уже недалек от мысли, что находится у самых врат рая.
В двух шагах от коллежа Плесси юноша лет двадцати, по виду похожий на студента, рыжий, как морковь, и длинный, как голодный день, в чем-то оживленно убеждал своих слушателей.
Катрин и Беранже, присоединившись к толпе, поняли, что он подстрекал внимавшую ему аудиторию к мятежу.
– Что думаете вы, друзья мои, собираются делать сегодня утром коннетабль де Ришмон и его люди? Богоугодное дело? Великий подвиг? Ничуть не бывало! Они отдают почести нашему злейшему врагу! Кто допустит, чтобы сегодня возносили хвалу посланнику дьявола, этому проклятому коннетаблю д'Арманьяку, от которого мы так претерпели?..
Один из слушавших его буржуа с поднятой головой и руками, заложенными за спину, принялся хохотать и оборвал его на полуслове:
– Мы? Ты преувеличиваешь, приятель! Ты говоришь нам о вещах по меньшей мере двадцатилетней давности! Не похоже, чтобы ты сам успел от них претерпеть…
– Еще во чреве моей матери я знал, что такое несправедливость! – величественно заявил юноша. – И как бы я ни был молод, я чувствовал, что тот день, когда мы воздали по справедливости этой собаке Арманьяку, был великий день. Во всяком случае, мы, школяры, намерены сохранять верность нашему другу, нашему отцу, монсеньору Филиппу, герцогу Бургундскому, да хранит его Бог, и мы должны…
42 
