очень нудно 
30 
Чувства взяли верх над ее волей на следующий же день.
В офис она приехала на полчаса раньше обычного, зная, что начальник уже там и что, увидев ее, непременно начнет расспрашивать о поездке. Тратить на болтовню рабочее время Ева не желала.
Кестер действительно засыпал ее вопросами. К нему присоединились другие только пришедшие на работу коллеги. В свой кабинет Ева попала лишь четверть часа спустя после начала рабочего дня.
На ее столе высились две ровные стопки бумаг, принесенных исполнительной и исключительно аккуратной секретаршей Бетси. Цветы на окне были политы и ухожены, на полках, подоконнике, столе, компьютере не лежало ни пылинки. Все выглядело так, будто Ева и не уходила в отпуск.
Улыбнувшись, она повесила сумку на спинку стула, села за стол, взяла верхний лист из ближайшей стопки, намереваясь ознакомиться с его содержанием… И к своему великому удивлению, обнаружила, что не в состоянии прочесть ни строчки. Черные буквы прыгали перед глазами как маленькие насмешливо-злобные чертики, в голове теснились мысли, никоим образом не связанные с работой.
Ева пыталась взять себя в руки, заставить сосредоточиться на документе, но ничего не выходило. По прошествии нескольких минут чертики перед глазами слились в одно расплывчатое пятно, а еще некоторое время спустя она помимо своей воли погрузилась в волнительное море воспоминаний.
Ей представлялось, как они сидят с Себастьяном в автобусе, как держатся за руки, как с искренним восторгом любуются Африкой.
Она видела словно наяву его умные выразительные глаза, две складочки на гладко выбритой щеке, появляющиеся, когда он улыбался уголком чувственных манящих губ…
Остановиться, запретить себе заниматься подобными глупостями у нее не было сил. А память, будто радуясь ее слабости, работала все активнее, воскрешала эпизоды из недавнего прошлого в поразительных подробностях.
Когда очередь дошла до той восхитительной ночи и Еве показалось, что она чувствует на своей коже дыхание Себастьяна, ощущает его запах, она зажмурилась и, забыв про лист в руке, сжала пальцы.
Шелест мнущейся бумаги заставил ее вернуться в реальность. Распахнув глаза, она в испуге посмотрела на смятый документ, поспешно его расправила и положила обратно в стопку, сознавая, что прочесть все равно сейчас не сможет.
В груди больно жгло и давило, в горле стоял ком. Евой владело то невыносимое состояние, когда хочется сбежать от самой себя и от осознания невозможности подобного побега пребываешь в полной растерянности, граничащей с паникой.
Она поднялась из-за стола, подошла к окну, открыла его и, высунувшись в промозглую прохладу осеннего утра, с жадностью глотнула воздуха. В первое мгновение ей как будто полегчало, но буквально через пару секунд стало еще хуже, еще несноснее.
В никому не нужной спешке она закрыла окно, вернулась за стол и, обхватив голову руками, больно закусила нижнюю губу, изо всех сил борясь с подступившими к глазам слезами. Прошло неопределенно долгое время.
Ева очнулась, когда начался перерыв на ланч, и, торопливо схватив сумку, вылетела в коридор. Сейчас выпью кофе, подышу свежим воздухом, и все пройдет, твердила она себе, спускаясь на лифте на первый этаж, направляясь к расположенному напротив агентства кафе. Сейчас все станет на свои места… Сейчас… Сейчас…
Ни кофе, ни свежий воздух ей не помогли.
Она вернулась в свой кабинет в еще более подавленном состоянии. И приняла решение, сославшись на легкое недомогание, догулять отпуск.
Кестер отпустил ее, не задав ни единого вопроса, — то ли из чувства такта, то ли, поняв по ее виду, что ей действительно плохо.
Будучи опытным юристом, он отличался и редкой деликатностью, и умением угадывать по лицам людей их переживания и настроение.
В этот же день Ева уехала в деревню к тете, где, зализывая душевные раны, пробыла до конца недели.
Проблемы на работе, встретившие Себастьяна сразу по возвращении из Кении, очень его порадовали. Он наивно полагал, что, увлекшись делами, быстрее отделается от неожиданной боли, всецело завладевшей его сердцем после расставания с Евой. Но эта боль с течением времени почему-то ничуть не ослабевала, а, как ни удивительно, только усиливалась.
В первый же выдавшийся после насыщенной трудовой недели выходной Себастьян с ужасом осознал, что стал настоящим рабом этой боли и что, несмотря на свое нежелание оставаться с ней один на один, не может ни на что иное переключить внимание.
30 
