очень нудно 
43 
Прошло несколько минут.
— Почему ты не веришь в истинность моих чувств, Ева? — наконец снова спросил Себастьян, не поднимая головы.
Она долго не отвечала. Заговорила в тот момент, когда он уже решил, что Ева не желает с ним разговаривать или не расслышала его вопроса.
— Как я могу верить в истинность чувств человека, который совершенно безосновательно долгие годы считал меня олицетворением порочности? Как я могу решиться связать с ним свою судьбу? Нет, Себастьян, я достаточно настрадалась в жизни и больше не желаю мучиться.
— Я виноват перед тобой, Ева, и сам до ужаса страдаю от этого. Умоляю, поверь мне, будь снисходительна!
— Нет, Себастьян, ни о чем не проси меня, очень тихо, но твердо ответила Ева. — При всем своем желании я никогда не смогу поверить в то, что в один прекрасный момент ты опять не послушаешь Эмили или любого другого своего товарища. Нам следует расстаться и забыть о сегодняшнем вечере. Так будет лучше для нас обоих.
— Но мы не сможем жить друг без друга, глупая! — воскликнул Себастьян, порывисто вскидывая голову. — Я просто не представляю, как вернусь без тебя домой, как лягу в холодную постель и останусь наедине со своими мыслями.
— Я тоже пока не представляю, как останусь наедине с мыслями, порожденными нашим сегодняшним разговором.
Ева говорила спокойно, наверное, потому, что еще не вполне осознала весь ужас своего положения. Или потому что пребывала в состоянии шока, когда еще не чувствуешь жгучей боли, когда находишься словно в тумане, а разговариваешь, совершаешь какие-то действия чисто инстинктивно.
— Подумай хорошенько, милая моя, — горячо произнес Себастьян. — Расстаться легко, а следующей встречи у нас может и не быть.
Мы оба будем терзаться в разлуке, мы не должны жить врозь…
Ева, которой впору было разрыдаться, криво улыбнулась.
— Почему ты так считаешь?
— Потому что я не мыслю жизни без тебя.
Потому что и ты ко мне не равнодушна, ты сама в этом призналась. — Он взял Еву за вторую руку, задевая письма, лежащие на ее коленях.
Конверты нежно-розовыми, фиолетовыми, желтыми и персиковыми бабочками закружились в воздухе и один за другим мягко опустились на пол. Себастьян взглянул на них и тут же узнал ровный почерк Грегори, тот самый, которым были написаны номера телефонов и фамилии знакомых в телефонной книжке у них с Эмили дома, записки, постоянно висящие на холодильнике. На всех конвертах были написаны лишь два слова «Еве Корнер».
Бережно, испытывая глубокое уважение к любви приятеля — гораздо более высокой, смелой и чистой, чем его собственная, — он собрал письма, сложил в ровную стопку и положил в коробку.
Ева следила за его действиями молча, с каждым мгновением все больше замыкаясь в себе.
Когда Себастьян поставил коробку на подлокотник кресла, опять сел перед Евой на корточки и посмотрел ей в глаза, ему показалось, она вообще забыла о его присутствии.
— Давай отложим этот разговор на другой день, — предложил он. — Нам обоим нужно многое обдумать, взвесить, проанализировать. Я сейчас же вернусь в Эдинбург, а на выходных опять приеду, и мы спокойно решим, как нам быть. Сейчас и ты, и я взвинчены, воспринимаем действительность неадекватно.
— Нет! — холодным, категоричным тоном отрезала Ева.
— Что — нет? — Себастьян качнул головой. — Ты считаешь, что с тобой все в порядке?
— Нет. Я считаю, что нам больше не следует встречаться. Ни на выходных, ни позднее.
Пожалуйста, уходи.
Себастьян опять качнул головой — в одну сторону, потом в другую, явно не желая верить тому, что только что услышал.
— Но, Ева…
— Уходи, — громче повторила молодая женщина, чувствуя, что если не останется сейчас одна, то за себя не отвечает.
— Ладно, я уйду, — примирительным тоном ответил Себастьян. — Только…
— Уходи сию же секунду и забудь обо мне, слышишь? — закричала Ева, содрогаясь всем телом. — Не пытайся звонить мне! Я сразу брошу трубку! Уходи!
Себастьян несколько минут смотрел ей в глаза столь тоскливым и несчастным взглядом, что у нее все переворачивалось внутри. Потом медленно выпрямился и, не оглядываясь и не произнося больше ни слова, вышел из гостиной.
Вскоре в холле хлопнула входная дверь.
Все кончено, обреченно подумала Ева, бессильно откидываясь на спинку кресла. Все кончено…
Она просидела в странном полузабытьи, наверное, час, а может, даже дольше. По-видимому, организм решил дать ей передышку перед предстоящим страданием, сильнее и мучительнее которого молодая женщина не испытывала и в худшие периоды своей жизни.
43 
