очень нудно 
53 
Правильно, подумал Себастьян, усмиряя волнение. Все правильно. Надо продумать, что именно следует ей сказать. Чтобы не спугнуть, не рассердить, не обидеть. Она, бедняжка, и так настрадалась в жизни. Я начну, пожалуй, с еще одного извинения. Попрошу у нее прощения за то, что поверил в глупые сплетни и думал о ней — чистой, удивительной — разные гадости. Потом, наверное, опишу свои переживания, расскажу, как тяжело мне было без нее весь этот год… Или нет, распускать нюни лучше не буду. Объяснюсь покороче, поконкретнее…
Ева вздохнула и провела изящной белой рукой по гладкому бедру. У Себастьяна перехватило дыхание, а речь, которую он столь старательно готовил, сию же секунду улетучилась из головы.
— Себастьян, — позвала Ева размеренно-приглушенным голосом, — ты не спишь?
— Нет, — ответил он, и его рука, как бы сама собой, поднялась и мягко опустилась на позолоченную светом свечей талию Евы. — Я совсем не хочу спать, — прошептал Себастьян. — Так бы лежал и любовался тобой до самого утра.
— И тебе бы не надоело это скучное занятие? — Ева повернулась к нему и улыбнулась шаловливой улыбкой.
— Конечно нет, — ответил Себастьян, обнимая ее и притягивая к себе. — Я любовался бы тобой и завтра утром, и на протяжении всего этого отпуска, и всю жизнь.
Он выдержал паузу, желая понять, как она отреагирует на его слова. Ева ничего не сказала, лишь немного напряглась в его объятиях и стала тише дышать.
— Но ведь ты не позволишь мне этого сделать, — продолжил Себастьян чуть смелее. — Завтра захочешь опять поглазеть на слонов и жирафов и в десять часов сбежишь от меня, чтобы занять место в нашем «Хайвей тоурс энд сафарис».
Ева рассмеялась, ощутимо расслабляясь.
— Что, угадал? — спросил Себастьян шутливо-серьезным тоном.
Ева помотала головой.
— Не угадал. Я сбегу раньше, чтобы к девяти успеть на завтрак. Ехать на сафари голодной — это самоубийство — Ах ты мой маленький чертенок! — Себастьян уткнулся лицом в ее шелковистые волосы и поводил по затылку носом. — Я рассказываю, что готов всю жизнь потратить на восхищение ею, а она в это время думает о том, как бы не опоздать на завтрак!
Ева захохотала заливисто и заразительно.
Секунду спустя рассмеялся и Себастьян, и с этим беззаботным смехом из него вышли остатки страха, которым он так тяготился.
Ему показалось вдруг, что более естественного продолжения их разговора, чем объяснение в любви и предложение не расставаться, невозможно и придумать. Он ощутил странную уверенность в том, что Ева не рассердится, не замкнется в себе и не отвергнет его.
— Ева, милая моя… — шепотом начал Себастьян, проводя рукой по ее волосам, и она, перестав смеяться, затихла у его груди, — если я не скажу тебе сейчас всего, что должен сказать, то никогда не прощу себе этого. — Он удивлялся той легкости, с которой жизненно важные слова слетают с его губ. — Я был покорен твоей красотой очень давно. Еще в тот день, когда мальчишкой-первокурсником увидел в окружении Уэстона и его дружков…
— Себастьян… — произнесла Ева, резко поворачивая голову и явно намереваясь прервать его.
Он прижал ее к себе и звучно поцеловал в губы.
— Умоляю, не перебивай меня. Выслушай до конца. Пойми, я просто обязан поведать тебе обо всех тех чувствах, которые в тот или иной период ты во мне вызывала.
Ева тяжело вздохнула, но больше не добавила ни слова.
— Так вот в тот день, когда я увидел тебя впервые, мой мир как будто перевернулся. Мне захотелось стать лучше и чище, даже не знаю для чего. — Он усмехнулся. — О том, что в один прекрасный день у меня появится возможность целовать тебя, обнимать, я не смел и мечтать.
Ты казалась мне в ту пору недосягаемой звездой, настоящей королевой…
— И большой поклонницей титулов и роскоши, — с грустным смешком вставила Ева.
Себастьян снова поцеловал ее, на этот раз в висок.
— Я ведь попросил не перебивать меня.
— Да-да, извини, — пробормотала Ева.
— Я буквально бредил тобой до тех пор, пока примерно на третьем году обучения не научился скрывать свой восторг даже от самого себя. Кстати, поверить в сплетни и россказни о тебе, признаюсь честно, мне было на руку: так легче получалось справляться со своей безумной увлеченностью. Сейчас я понимаю, что вел себя недостойно и, по большому счету, трусливо. Грегори в этом смысле гораздо выше и благороднее меня.
53 
