Последние отзывы

  80  

По темному коридору, мимо двери с надписью «Столовая», они шли к «Процедурной». Выбрав нетронутый бикс, он раскрыл его с металлическим хрустом и вынул иглу.

– Наркоза нет. Все – у старшей сестры. Туда нельзя, – он говорил тихо и упрямо, словно теперь, после ее клятвы, они стали сообщниками.

Поведя обескровленными пальцами, Маша кивнула.

Почти не чувствуя боли, она следила за пальцами, шившими через край. Крупные капли выступали у него на лбу. Он завязал узел и, склонившись к работе, перекусил зубами.

Ладонь, перевязанная бинтом, согревалась медленно. Снова, подняв ее руку, он тянул за собой.

Человек, оставленный в беспамятстве, спал. Подведя девушку к пустой кровати, врач подтолкнул ее в спину, и Маша легла. Она лежала, съежившись, чувствуя холод, бегущий по ногам.

– Это срыв. Истерика. Тебе надо поспать.

– Ты... вызовешь милицию? – она спросила холодными губами.

– Не будь дурой, – он усмехнулся. – Там следы. Уберу и вернусь.

Сквозь тяжкий сон, в который погрузилась, Маша слышала: он вернулся и, подтянув стул, сел к изголовью Иудиного отца.

Она видела: доктор сидит не шелохнувшись.

 2

Ее версия казалась правдоподобной: разбитая ампула, случайный порез.

Они спускались с больничного крыльца.

– Виолетта... Она откуда приехала?

Юлий подумал и назвал среднерусский городок.

– Вот-вот, – Маша поджала губы, и Юлий почему-то засуетился. Торопясь, он заговорил о том, что Виолетта предана отцу и вообще семья получилась крепкой и здоровой.

– Речь не об этом, – Маша сморщилась: это травоядное все понимало по-своему. – Я что, из полиции нравов? – она произнесла надменно.

– Не понимаю... – Юлий поднял бровь.

– Мне кажется, – Маша заговорила мягче, подбирая подобающие слова, – все это – чистая выдумка. Возможно, врачи и пили, пригласили ее к столу, но дальше... – тихим голосом Маша рассказала о мирной сцене, которую застала в ординаторской. Все, что случилось дальше, не касалось его семьи.

– Но зачем ей? – Юлий остановился.

– Не знаю.

Маша думала о Вале, которую, цепляясь за аналогию, хотелось уличить во лжи.

– Вы пытаетесь убедить меня в том, что все приезжие лживы? – Юлий справился с растерянностью.

– Да бог с вами! – Маша ответила надменно.

– Для обличительных обобщений есть противоядие, – носком сапога он чертил на снегу знаки, похожие на иероглифы. – Особенно хорошо им научились пользоваться евреи. Потому что сами всегда приезжие, так сказать, в государственном смысле...

– Отлично. Есть противоядие – можете им пользоваться. Надеюсь, ваш отец выздоровеет, и эту мысль – в государственном смысле – вы обсудите с ним.

Юлий почувствовал неловкость. В конце концов, в больницу Маша приехала по его просьбе, а мнением, которое она высказала, можно было пренебречь. Виолетту она видела в первый раз. Он думал: и в первый, и в последний. Собственно, он и сам не имел в виду ничего такого, когда говорил о противоядии. Во всяком случае, себя приезжим не считал.

– Простите меня, – голос наполнился горячей благодарностью, – не знаю, что на меня нашло. Я очень волнуюсь за отца, а кроме того... – он хотел сказать, что радуется их встрече, но как-то не решился: «Сейчас не время, потом, может быть, позже...»

Юлий остановился у ограды:

– Вы позволите, я позвоню?

Чувствуя смертельную усталость, Маша кивнула и пошла к остановке.

Рука разнылась в автобусе. Подъезжая к дому, Маша кусала губы и думала о неприятных расспросах.

Мать, встретившая ее в прихожей, не обратила внимания на повязку. Она выглядела встревоженной. Маша прошла в комнату и, прислушавшись к родительскому разговору, поняла: Панька.

Плохо стало с вечера, пришлось вызывать неотложку. Спросили о возрасте и, узнав, приехали минут через сорок, когда Панька уже хрипела.

– Умерла? – Маша спросила нетерпеливо.

Но мама махнула рукой и повернулась к отцу.

Маша слушала, не веря своим ушам: отец обвинял маму в Панькиной смерти. Всплескивая руками, мама оправдывалась:

– Ну как бы я могла?.. Семья, куча дел. Ты понимаешь, что я занята? То одно, то другое... Вот, если не понимаешь, спроси у Маши. Взрослая девочка. Пусть рассудит, я расскажу.

Дело было так. Коротко осмотрев больную, врач вызвал соседей и сообщил, что у Паньки инсульт. Раньше называли ударом, короче, старушка при смерти. Будь у нее родные, лучше бы оставить дома по крайней мере до утра. Сам-то он задержаться не может, поскольку на дежурстве, ожидают другие больные. До утра доживет вряд ли, но если везти сейчас, помрет на носилках или в машине. Оставить одну – не имеет права, но если соседи согласятся, может, и обойдется. Хотя инвалидом останется наверняка.

  80