143 
— Теперь держи его над самым пламенем. Думай об Эмбер, когда туман начнет исчезать. Потом скажи мне, что увидишь.
Нахмурив брови, стараясь не думать о жгучей боли, которую все еще чувствовал ладонями, Дункан стал держать подвесок над пламенем. Когда туманный налет исчез, он…
— Ничего я не видел, — сказал Дункан.
— Еще раз, — сказал Эрик.
Морщась в ожидании боли, когда подвесок вновь коснется его кожи, Дункан снова взял янтарь в сложенные чашей ладони.
— Не думай о боли, — отрывисто приказал Эрик. — Она не думала. Думай о женщине, отдавшей тебе сердце, и тело, и душу.
Янтарь в руках у Дункана исходил таким свирепым жаром, что казалось, он вот-вот полыхнет огнем.
— Неужели ты не дал ей ничего взамен, кроме тела? — неумолимо продолжал Эрик. — Неужели с ней вместе не ушла никакая частица тебя? Отпусти свой дух, который так крепко держишь. Позволь ему найти ее и сделать вас обоих цельными.
Слова Эрика раздавались в голове Дункана, заглушая крики его тела. Он прерывисто выдохнул, отдавая дыхание своей жизни янтарю, который держал в ладонях.
— Еще раз, — велел Эрик. — Думай об Эмбер. Ты должен хотеть ее больше всего на свете. Понимаешь? Ты должен хотеть ее больше, чем саму жизнь.
И снова Дункан нежно дохнул на янтарь, омывая его холодную, обжигающую поверхность своим теплом.
— К огню, — сказал Эрик. — Быстрее! Как только туман исчезнет, ты увидишь Эмбер.
Дункан дал камню соскользнуть по цепочке, и тот повис над самым огнем. Он стал пристально смотреть в глубину янтаря, в то место, где двигались и кружились тени. Он искал Эмбер в каждом оттенке темноты, вглядываясь в камень до тех пор, пока мир вокруг него не исчез и не остались лишь темнота и ускользающие искорки золота…
Пронзительный, вопрошающий крик орла в небе.
Туман, который тает и вновь сгущается, головокружительный вид на холмы и гряды, цепляющиеся за скалы деревья и долина, спускающаяся к невидимому морю.
Над всем, заполняя все, словно шепот тысячи голосов, шелест ветра, бродящего по осеннему болоту.
Она там, в сердив тишины, окруженная шепотом, которого не слышит.
— …слышишь меня? — Эрик грубо тряс его за плечо. — Дункан!
Дункан медленно поднял голову, разрывая чары янтаря. Лицо его заливал пот. Руки дрожали.
— Кровь Господня — хрипло проговорил Эрик. — Я думал, ты пропал.
Дункан глубоко вздохнул.
— Эмбер.
— Ты видел ее? — Нет.
От огорчения губы Эрика плотно сжались.
— Отдохни. Потом попытаемся еще раз.
— Я знаю, где она, — продолжал Дункан, словно не слыша, что сказал Эрик.
— Где? — в один голос спросили Эрик и Кассандра.
— В Долине Духов.
Эрик взглянул на Кассандру. Наделенная Знанием пожала плечами.
— Мы можем лишь попытаться, — сказала она.
— Что ты хочешь этим сказать? — резко спросил Дункан.
— Священные места либо принимают, либо отвергают нас. На моей памяти Долина Духов не приняла никого, кроме Эмбер.
— Но я был там! — воскликнул Дункан.
— Ну да, — сказал Эрик. — Вместе с Эмбер. Дункан сжал подвесок в кулаке. Боль вонзилась в ладонь, пошла по руке, растеклась по телу. Он был рад ей. Она говорила ему, что Эмбер еще жива.
— Я снова буду там, — произнес Дункан, и эти слова прозвучали как клятва, — Вместе с Эмбер.
— Мы с Кассандрой едем с тобой, — сказал Эрик.
— И Саймон тоже, — добавил Доминик. — Он пошел седлать лошадей. Берет и Белоногую. Эмбер ведь тоже понадобится лошадь.
Никто не сказал того, чего все боялись, — что Эмбер уже не спасти.
— Дорога будет тяжелой, — заметил Эрик. — Долина Духов, быть может, отвергнет его. Или нас.
— Как бы ни были околдованы вы трое, Саймон увидит лишь то, что есть на самом деле. Это дар, которым он наделен.
— Это скорее похоже на проклятье, — пробормотал Эрик.
Где-то под самыми стенами по-волчьи завыла собака. Пронзительно крикнул сокол, возвещая начало охоты.
— Сделай для Дункана, что сможешь, — сказал Эрику Доминик. Он мне также дорог, как тебе дорога твоя сестра.
— Клянусь тебе в этом, Волк.
— Я буду держать замок для того, кто вернется — кто бы это ни был. И в том тебе клянусь.
— Что янтарь? — спросил Эрик. — Как он на тебя действует?
— Он говорит мне, что Эмбер еще жива.
Эрик больше ни о чем не спрашивал. Бледная линия сжатых губ Дункана под темными усами говорила сама за себя. Его неотступно преследовали слова, однажды сказанные Эмбер, в золотое время, которое длилось, пока к нему не вернулась память.
143 
