27 
Здена разинула рот, потом рассмеялась людоедским смехом:
– Я тебе нравлюсь, МДА-802?
– В общем, да, – пролепетала несчастная.
– И ты пойдешь на это бескорыстно?
– Нет.
– Вот как? – глумливо вознегодовала надзирательница. – И какова же цена?
– Как у СКЗ-114, – ответила та, чуть не плача.
– Ты в зеркало смотрелась? Умерь свой пыл, детка!
– Жизнь СКЗ-114 и моя, – решительно принялась торговаться узница.
– Смеешься? – рявкнула Здена.
– Ладно, только моя, – сдалась, помолчав, МДА-802.
– Чего захотела!
Тут МДА-802 опустилась до жалкой мольбы, которую осудят лишь те, кто ценит себя выше:
– Хлеба!
Здена зашлась от презрения и плюнула в нее.
– Меня от тебя тошнит! Не хочу тебя даже даром.
И вытолкала ее вон.
– Поди расскажи остальным, что узнала.
МДА-802 брела к тоннелю рыдая. Заключенные отнесли это на счет ее раны и болезненной процедуры в санчасти. Одна Панноника заподозрила неладное.
Она перехватила устремленный на нее взгляд МДА-802 и прочла в нем унижение и обиду. Ей показалось, что еще и ненависть.
В бессильном отчаянии Панноника помотала головой.
Вечером за столом все заметили, что на МДА-802 лица нет.
– Надзиратель Здена сделала вам больно? – спросил кто-то.
– Нет, – отвечала она, многозначительно глядя на Паннонику, которая правильно оценила ее взгляд.
– Говорите, – вздохнула Панноника, – скажите все, что у вас накипело.
– Может, лучше вы сами скажете?
– Нет. Вам явно надо выговориться.
Воцарилась тишина.
– Неловко даже говорить. Надзиратель Здена рассказала мне, что сделала Паннонике определенного рода предложение и в награду обещала устроить нам всем побег. А Панноника отказалась.
Все взоры обратились на Паннонику, которая сидела с непроницаемым лицом.
– И правильно поступила, – сказал ЭРЖ-327.
– Вы считаете? – спросила МДА-802.
– Да ей на нас плевать, – заявил мужчина, который так и не простил, что все над ним смеялись. – Плевать, что ее отказ – это приговор нам всем!
– Замолчите, грубиян, – подняла голос одна из женщин. – Панноника, я прекрасно вас понимаю. Мы все понимаем. Надзиратель Здена – жуткое существо, и каждому из здесь сидящих было бы противно даже думать о… об этом. Однако это вопрос жизни и смерти. Точка.
– Дешево же вы цените честь! – возмутился ЭРЖ-327.
– Разве не дело чести спасти нам жизнь? – возразила женщина. – Вот вы, ЭРЖ-327, влюблены в Паннонику. Думаете, мы этого не замечаем? Но надо действительно обезуметь от любви, чтобы предпочесть свою и нашу смерть часу времени наедине с надзирательницей Зденой. Мы тоже очень любим Паннонику и восхищаемся ею, но не намерены жертвовать жизнью ради ее стремления к чистоте.
Женщина умолкла. Она выразила общее мнение, и добавить было нечего.
– Да вы просто персонажи мопассановской «Пышки»! – взорвался ЭРЖ-327.
– Нет, – отозвалась МДА-802. – И вот доказательство: я сегодня предложила вместо Панноники себя, но Здена не захотела.
Панноника сидела опустив глаза.
– Почему вы молчите? – спросила МДА-802.
– Мне нечего сказать.
– Неправда. Мы знаем, что вы человек благородный. И хотим вас понять, – настаивала МДА-802.
Панноника, вздохнув, покачала головой.
– Все из-за того, что она женщина? – невинно спросил кто-то.
– Будь надзиратель Здена мужчиной, я бы вела себя точно так же, – отрезала девушка.
– Поверьте, мы нуждаемся в объяснениях, – сказала МДА-802.
– Вы их не получите, – ответила Панноника.
– Принцесса на горошине посылает нас на смерть! – выкрикнул все тот же мужчина.
Получилось слишком громко. Заключенные, сидевшие за другими столами, повернулись в их сторону.
Все сразу замолчали. Когда атмосфера чуть-чуть разрядилась, снова поднялся гомон.
– Вы ведете себя как побежденные, – сказала Панноника. – Никто из нас не умрет, и как раз потому, что я не сделаю ни одной уступки врагу.
На другой день, когда надзиратель зачитал листок с именами приговоренных, Панноника сделала два шага вперед, повернулась в ту сторону, где, как она полагала, находилась камера, и громко произнесла:
– Зрители, сегодня вечером проголосуйте за меня! Пусть при подсчете результатов там окажется не два имени, а одно! Пусть номер СКЗ-114 получит абсолютное большинство! Все вы, сколько вас есть, пали так низко, что смотрели и продолжаете смотреть эту гнуснейшую бесчеловечную передачу. Искупить вину вы сможете лишь тем, что завтра меня приговорите. Вы должны сделать это для меня!
27 
