30 
А ты думаешь, что ты другая? Ты труба, вышедшая из трубы. Последнее время тебе казалось, что ты развиваешься, становишься думающей материей. Вздор. Разве ты воспринимала бы рот карпа так болезненно, не будь он твоим отвратительным зеркалом? Помни, что ты труба и что в трубу ты вернёшься.
Я заставляю замолчать голос, который говорит мне эти ужасные вещи. Вот уже две недели в полдень я смело борюсь с бассейном с рыбами и констатирую, что вместо того, чтобы привыкнуть к этой мерзости, я становлюсь всё более уязвимой. А вдруг это отвращение, которое я приняла за глупое жеманство, каприз, было мне ниспослано свыше? В таком случае, я должна противостоять этому, чтобы понять его. Нужно позволить голосу говорить.
Смотри же. Смотри во все глаза. Жизнь, это то, что ты видишь: мембрана, требуха, бездонная дыра, требующая, чтобы её наполнили. Жизнь это труба, которая поглощает и остаётся пустой.
Мои ноги у края пруда. Я гляжу на них с недоверием, я больше не уверена в них. Я поднимаю глаза и смотрю на сад. Это уже не тот ларец, что защищал меня, этот уголок совершенства. В нём смерть.
Между жизнью — заглатывающими ртами карпов — и смертью — медленно увядающей растительностью — что выберешь ты? От чего тебя меньше тошнит?
Я больше не размышляю. Я дрожу. Мой взгляд опускается на рыбьи морды. Мне холодно. У меня приступ тошноты. Мои ноги меня больше не держат. Я больше не борюсь. Словно под гипнозом, я падаю в бассейн.
Моя голова стукается о каменное дно. Боль от удара исчезает почти сразу. Тело становится независимым от моей воли, оно переворачивается, и я оказываюсь в горизонтальном положении на срединной глубине, словно я решила поплавать на спине на глубине одного метра под водой. И больше я не двигаюсь. Спокойствие восстанавливается вокруг меня. Моя тревога растаяла. Я чувствую себя очень хорошо.
Забавно. Последний раз, когда я тонула, во мне был протест, гнев, могучее желание выбраться оттуда. В этот раз ничего подобного. Я выбрала это. Я даже не чувствую, что мне не хватает воздуха.
Безмятежно спокойная, я смотрю на небо сквозь поверхность пруда. Солнечный свет никогда не был так красив, как сейчас, сквозь толщу воды. Я уже думала об этом, когда тонула в первый раз.
Мне хорошо. Я никогда не чувствовала себя так хорошо. Мир, который я вижу отсюда, прекрасно подходит мне. Вода настолько переварила меня, что я не произвожу больше никаких водоворотов. Карпы, возмущённые моим бесцеремонным вторжением, забились в угол и больше не двигаются. Флюиды застыли в спокойствии мёртвой воды, что позволяет мне созерцать деревья сада словно сквозь гигантский монокль. Я решила смотреть только на бамбук: ничто в нашей вселенной не стоит такого восхищения, как бамбук. Метр водяной толщи, которая отделяет меня от него, приумножает его красоту.
Я улыбаюсь от счастья.
Вдруг что-то возникает между бамбуком и мной: появляется лёгкий человеческий силуэт и наклоняется надо мной. Я с досадой думаю о том, что этот человек захочет вытащить меня. Нельзя даже спокойно лишить себя жизни.
Но нет. Понемногу я различаю сквозь водяную призму черты лица человека, который меня обнаружил: это Кашима-сан. Страх сразу исчезает. Она настоящая японка былых времён и более того, она меня ненавидит: две прекрасные причины для того, чтобы не спасать мне жизнь.
И правда. Элегантное лицо Кашима-сан остаётся бесстрастным. Она смотрит мне в глаза, не шевелясь Видно ли ей, что я довольна? Не знаю. Кто знает, что происходит в голове у японки из прошлого.
Можно быть уверенным в одном: эта женщина оставит меня умирать.
На полдороге между потусторонним миром и садом, я бесшумно говорю про себя:
«Я знала, что в конце концов мы поймём друг друга, Кашима-сан. Теперь все хорошо. Когда я тонула в море и видела людей на пляже, смотревших и не пытавшихся меня спасти, мне было больно. Теперь, благодаря тебе, я их понимаю. Они были также спокойны, как ты. Они не хотели нарушать закона вселенной, который требовал моей смерти от воды. Они знали, что моё спасение было ни к чему. Тот, кто должен утонуть, утонет. Доказательством в том, что моя мать вытащила меня из воды, но я снова оказалась здесь».
Может это обман зрения? Мне кажется, что Кашима-сан улыбается.
«Ты правильно улыбаешься. Когда свершается чья-то судьба, нужно улыбаться. Я счастлива от сознания, что мне больше не надо кормить карпов и я никогда не покину Японию».
Теперь я отчётливо вижу: Кашима-сан улыбается — она наконец-то мне улыбается! — а затем, не спеша уходит. Отныне я один на один со смертью. Я точно знаю, что Кашима-сан никого не предупредит, и я права.
30 
