32 
— Ты кормила рыб, поскользнулась и упала в бассейн. В другое время ты бы поплыла без всяких проблем. Но, падая, ты ударилась лбом о каменное дно и потеряла сознание.
Я озадаченно слушаю её. Я прекрасно знаю, что это совсем не то, что со мной произошло.
Она настаивает и спрашивает меня:
— Ты понимаешь?
— Да.
Я понимаю, что не нужно говорить ей правду. Я понимаю, что лучше придерживаться этой официальной версии. Впрочем, я даже не представляю, как я могла бы ей рассказать обо всём. Я не знаю слова «самоубийство».
Однако, есть вещь, о которой я хочу объявить:
— Я больше никогда не хочу кормить карпов!
— Конечно. Я понимаю. Ты боишься снова упасть в воду. Я тебе обещаю, что ты больше не будешь их кормить.
Победа. Мой поступок не был напрасным.
— Я возьму тебя на руки, и мы пойдём их кормить вместе.
Я закрываю глаза. Всё повторяется снова.
В больнице мать относит меня в отделение скорой помощи. Она говорит мне:
— У тебя дыра в голове.
Это новость. Меня распирает от восторга, и хочется узнать подробности.
— Где?
— На лбу, там, где ты стукнулась.
— Большая дыра?
— Да, ты теряешь много крови.
Она кладёт свои пальцы мне на висок и показывает их, покрытые кровью. Очарованная, я окунаю свой указательный палец в зияющую рану, не зная, что это выглядит безумно.
— Я чувствую щель.
— Да. Твоя кожа разорвана.
Я с вожделением разглядываю свою кровь.
— Я хочу посмотреться в зеркало! Я хочу видеть дырку у себя в голове!
— Успокойся.
Санитары заняты мной и успокаивают мать. Я не слушаю того, что они рассказывают. Я думаю о дырке у меня на лбу. Поскольку я лишена права её увидеть, я её представляю. Я представляю мой пробитый сбоку череп и дрожу в экстазе.
Я снова кладу туда палец. Я хочу проникнуть пальцем в голову и исследовать её изнутри. Одна из санитарок мягко берёт меня за руку, чтобы помешать мне это сделать. Ты не располагаешь даже собственным телом.
— Тебе будут зашивать лоб, — говорит мать.
— Иголкой и ниткой?
— Почти что так.
Я не помню, что меня усыпили. Кажется, я ещё видела доктора над собой с толстой чёрной ниткой и иглой, который зашивал рану у меня на виске, как портной, перешивающий платье прямо на клиентке.
Так закончилась моя первая и на сегодняшний день моя единственная попытка самоубийства.
Я никогда не говорила моим родителям о том, что это не было несчастным случаем.
Я также не рассказала о странном равнодушии Кашима-сан. Скорее всего ей бы не поздоровилось. Она ненавидела меня и наверняка была рада моей будущей смерти. Я не исключаю также возможности того, что она подозревала о настоящей причине моего поступка и уважала мой выбор.
Испытывала ли я досаду от того, что мне спасли жизнь? Да. Была ли я, однако, рада тому, что меня вовремя выловили? Да. Значит, мне было всё равно. В глубине души мне было всё равно, жить или умереть. Это было всего лишь отложенной партией.
Даже сегодня я не могу решить: было бы лучше, если бы мой путь завершился в конце августа 1970 года в бассейне с карпами? Как знать? Жизнь никогда не наскучивала мне, но кто сказал, что другая её сторона менее интересна?
Это не так важно. В любом случае, спасение это всего лишь увёртка. Наступит день, когда больше не останется средства для отсрочки, и самые лучшие люди мира ничего не смогут тут поделать.
То, что я точно помню, мне было хорошо меж двух вод.
Иногда я спрашиваю себя, не приснилось ли мне это, не является ли это приключение плодом моей фантазии. Тогда я иду к зеркалу и вижу на левом виске красноречивый шрам.
А затем больше ничего не произошло.
32 
