очень нудно 
57 
Звонить в дверь он не стал, вместо этого, прислушиваясь, склонился к замку. На косяке и притолоке запеклись зернистые брызги извести. В квартире стояла тишина. Работающий телевизор и шум воды у соседей лишь оттеняли ее глубину. Чувствуя, как что-то тяжелое начинает поворачиваться и колотиться в горле, он решился на последнюю уловку — снова звонить на домашний номер по мобильному. Телефон он нашел не сразу и рылся в карманах с таким остервенением, будто под одежду к нему заползла змея. Длинные и тягучие, как жгуты, гудки, казалось, разлетались из трубки по всему подъезду. За дверью ничто не отозвалось на них. Роговица пыльного глазка лучилась бельмом белого света посредине. Подорогин задержал дыхание. Ему часто и с воодушевлением рассказывали вещи, которых в минуты ярости он совершенно не помнил про себя. Он отмахивался, до последнего не верил этим россказням, пока после ссоры с Натальей не прочитал в медицинской книжке описания ее увечий.
…Так он опамятовался лишь в пустой прихожей, аккурат посредине между гостиной и распахнутой настежь входной дверью, с пистолетом в руке, которым водил по сторонам, будто фонариком.
В прихожей не было ни мебели, ни ковровой дорожки, ни даже прошлогоднего календаря с постером «ДДТ». Стены ее — как, впрочем, стены видневшихся в голые проемы гостиной, кабинета и спальни — покрылись свежим слоем известки. Единственное, что тут еще могло служить напоминанием о прежнем интерьере, были следы от обувной полки и трюмо на паркете. Подорогин вернулся к двери, прикрыл ее (что удалось не сразу, так как замок был выломан вместе с частью косяка) и быстро, точно вор, исследовал комнаты.
Квартиру вычистили и перекрасили так, как это обычно делается накануне заселения. Лишь в кабинете на стенах оставались вкривь и вкось наклеенные копии каких-то планов.
После разгрома в пункте видеоконтроля он боялся увидеть нечто подобное и здесь. Не обнаружив следов крови и признаков борьбы и потому уверенный, что проглядел что-то, он было двинулся по следующему кругу, но споткнулся, ударил кулаком по стене и бил по ней до тех пор, пока не почувствовал боль.
Наталья решила съехать. Разумеется. Квартира обрела ровно тот вид, в каком была прошлой весной, когда маклер впервые привел их сюда для «пристрелки». Правда, представлялась сомнительной не только фантастическая скорость, но тщание и, если угодно, изящество, с какими все это было провернуто. Да и, кроме того, зачем понадобилось оставлять свет в пустом доме?
В ванной, промыв ссадины, Подорогин обмотал кулак носовым платком и смочил затылок. У соседей по-прежнему работал телевизор, треск эстрадного концерта отзывался в голых стенах мелкой реверберацией.
Оставаться тут, скорей всего, было опасно.
Он последний раз обошел комнаты, гася всюду свет, но в кабинете, щелкнув выключателем, снова надавил на него. То, что минуту назад ему показалось расклеенными копиями строительных планов, на самом деле было черно-белыми распечатками увеличенных стоп-кадров. Один такой стоп-кадр он уже видел в пустой квартире Тихона Самуиловича.
Всего было восемь снимков, по два на каждую стену, разного формата, с неровно обрезанными, а то и оборванными краями.
Осматриваясь, будто на вернисаже, он задумчиво топтался посреди комнаты.
На распечатке по левую сторону двери он был снят с пистолетом в вытянутой руке, целящимся в безжизненное тело стриженого. Далее, на соседней стене — схватившимся за ухо, в нескольких шагах от трупа Юры, в грязном снегу скотомогильника. На следующих четырех снимках оказались запечатлены его собственные похороны. Гроб находился слишком далеко от камеры, да, впрочем, снимали не столько гроб, сколько Наталью с процессией. Странное дело: среди ритуальной снеди на раскладном столике виднелась бутылка шампанского. В мизерных просветах белела усыпанная обелисками и крестами ослепительная равнина, так что возникало впечатление, будто в действительности это прорези в бумаге — известка, а не снег. Дочек ни на одном из снимков он не нашел, зато на всех четырех снимках разглядел в погребальной гурьбе постное лицо Петра Щапова. Также на всех фотографиях — то в самом центре с Натальей, то где-нибудь сбоку, — наличествовала осанистая фигура тещи, Марьи Рашидовны, с большим траурным портретом на руках.
На лестничной площадке загрохотали дверцы лифта. Подорогин машинально стряхнул платок с кулака, взял в кармане пистолет и продолжал смотреть на снимки. Ему казалось, что ровно тем же безупречным цветом, которым окрашены стены, все заглушается и внутри него самого. Он говорил себе, что должен идти, и не мог двинуться с места. Он думал, как могла так поступить — или обмануться — Наталья, но, не находя ответа, точно в бреду, наталкивался то на постное лицо Щапова, то на собственный портрет в руках Марьи Рашидовны. После того как позвонили в соседскую дверь, он ждал еще минуту, затем вслепую подобрал платок и прижал его к горевшей шее. У соседей смеялись и почему-то стучали ногами в пол. За кладбищем следовала сцена вчерашнего бедлама с декором и бородачом в трико. Вернее, такой она ему представилась на первый взгляд. Присмотревшись, он увидел в своей руке не «Макаров» с глушителем, а допотопный маузер, и увидел, что целится из этого маузера не в бумажную мишень на груди нарисованной фигуры, а в грудь живого человека во френче. Несмотря на то, что его сняли в профиль, лицо на уровне глаз было наглухо скрыто темным прямоугольным фильтром. Такой же цифровой «заплатой» воспользовались и на последнем снимке, сделанном час тому назад в туалете кафе, когда он пытался свинтить с пистолета глушитель. Эту распечатку он почему-то хотел разорвать, но, сдернув ее со стены, только смял в кулаке. Под распечаткой обнаружилась полоска рисовой бумаги с набранным на пишущей машинке текстом. Оттиски литер были сделаны с такой силой, что вместо некоторых букв и цифр на листке оставались пустые контуры: «КВАДРАТ 150-02М (0,90), 16 ФЕВР. 21:20 (0,89), СТРОЕН. 150-3452-04-15 (0,97) ВЕРХ. НАСТИЛ ПРИХОЖ. = АНТРЕС. ДСП (0,01), 23:40 (0,90) ЩАПОВ ПВРЖД. НСВМ. С ЖЗН. = ОБЛЬН. КРВЗЛ. ГРДН. ПЛСТЬ (0,98) ВЫПИСКА 3 ОТК 14 ФЕВР. 15:05, ВАЦЛАВ». Подорогин бросил смятый лист, сходил к входной двери, вернулся, зачем-то потрогал стену возле рисовой полоски, растер в пальцах известковую пыль и снова вышел в прихожую. Раздвижные заслонки антресолей были заперты на крошечный висячий замок. Одного сильного рывка оказалось достаточно, чтобы алюминиевые петли разошлись. Сдвинув заслонку, Подорогин взялся за опорную перекладину, хотел подтянуться на руках, но пальцы оскользнулись на маслянистой поверхности. Что-то хрустнуло. В потемках полки Подорогин успел различить скругленную металлическую грань. В следующее мгновенье, не удержавшись на перекладине, он с грохотом растянулся во весь рост на полу, ушибся локтями и, обхватив себя за предплечья, захохотал…
57 
