39 
Морис ощущал это всем своим существом. Его невыносимо тяготили короткие пасмурные дни и длинные темные ночи. Проклятая темень! Хорошо бы убежать от нее из Англии туда, где всегда тепло и солнечно и где туманные дожди льются, чтобы напитать землю и благодарные растения, а не срывать последние листья с ветвей.
Легкие шаги возвратили его к действительности. Он обернулся и увидел спускающуюся по лестнице Люси. Не помешай она ему вчера, возможно, сейчас он уже был бы на пути к земле обетованной. И все же ее появление обрадовало Клермонта.
Ее платье из белого муслина сменилось шелковым кремовым, таким тонким, что под изящными складками юбки просвечивали розоватые чулочки. Девичья грудь была подхвачена широким поясом, вышитым золотой нитью. На тонкой шейке – простая нитка жемчуга. Серебристо-пепельные волосы собраны сзади свободным узлом на греческий манер.
Классический покрой платья очень шел ее стройной фигурке. Она скользила вниз, как Персефона, освобожденная из подземного царства, живое олицетворение весны и надежды.
Когда она стала на последнюю ступеньку, Морис не смог удержаться и почтительно и нежно прижался губами к затянутой в белоснежную перчатку ручке, упиваясь ее головокружительно тонким ароматом.
Их глаза встретились: ее – удивленные и его – потемневшие от страсти. «Если бы это было в другое время и в другом месте», – подумал Морис. «А ты был бы другим человеком», – вмешался насмешливый внутренний голос.
Понимая, как смешно он должен выглядеть в своем взятом напрокат фраке и старомодной шляпе рядом с Люси, облаченной в шелка, Морис выпустил ее руку.
Как всегда бесшумно возникший, Смит набросил на плечи Люси тонкую кашемировую шаль. Морису показалось, что она слишком легко одета для такой погоды, но он не решился высказать свое мнение.
– А отец? – спросила Люси дворецкого, оправляя шаль.
– Боюсь, эта промозглая погода порядком разбередила его старую рану, – ответил Смит. – Адмирал вынужден остаться дома и просил передать леди Кавендиш свои извинения.
Морис и Люси сели в ожидающую их карету. Он подозревал, что плохое самочувствие сэра Сноу спровоцировал не дождь, а последние выходки капитана Рока на побережье столь любимого адмиралом Корнуолла. Крупные заголовки с сообщениями об этом сегодня украшали первые страницы «Таймс» и «Обсервер».
Фенстер ловко маневрировал по оживленным улицам Стрэнда. Дождь монотонно барабанил по крыше кареты, усиливая неловкое молчание, установившееся между молодыми людьми. Казалось, осенний холод сковал изобретательность Люси, с которой она мучила Клермонта. Она задумчиво смотрела на покрытое бусинками дождя темное окно, а Морис с грустью вспоминал о минутах, проведенных вместе с ней в библиотеке.
Интересно, о чем она сейчас думает, попробовал угадать он. Наверное, беспокоится о любимом папочке, не подозревая о том, что его болезнь не что иное, как удобный предлог, помогающий ему избегать нападения сообщников Рока. А может, как раз о Роке она и мечтает, лелея свою по-детски восторженную влюбленность.
Это предположение вызвало новый прилив раздражения Клермонта. В самом деле, если уж адмиралу так нужен человек, который таскался бы за его избалованной дочкой по всему городу, почему бы ему просто не пригласить ей компаньонку? Или не нанять платного кавалера, черт возьми! Сегодня можно было бы спокойно проникнуть в библиотеку, а вместо этого ему придется весь вечер торчать с прислугой, поглядывая из передней за частичкой той беззаботной и благополучной жизни, от которой его отбросил один поворот колеса своенравной фортуны.
Внезапно экипаж остановился. В дверце появился лакей.
– Здесь произошел несчастный случай. На дороге перевернулась наемная карета.
Морис открыл было рот, чтобы распорядиться, но рядом раздался спокойный голос Люси:
– Так скажите Фенстеру, чтобы он свернул в какой-нибудь переулок и объехал затор.
Уязвленный Морис откинулся на спинку сиденья. Вот так! Он не должен забывать о том, что всего лишь слуга.
Старому кучеру понадобилось всего несколько минут, чтобы выбраться из череды загромоздивших улицу экипажей, и вскоре они двинулись по свободной улочке следом за роскошной каретой с герцогским гербом на дверцах. Герб представлял собой щит, на котором хищный орел распростер широкие крылья.
Постепенно мощеные улицы с тускло горящими фонарями остались позади, и оба экипажа, словно связанные друг с другом невидимой нитью, покатили по неровной дороге. Морис пристально посмотрел в окно, узнавая этот беднейший район Лондона. Он помнил здесь каждый булыжник, каждую покосившуюся лачугу, каждое разбитое и заклеенное бумагой окошко. Гнилостный запах реки навеял на него воспоминания детства, в которых было так мало радостного. От того мальчугана, который родился и вырос в этих трущобах, не оставалось ровным счетом ничего. Даже имени.
39 
