Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
109 
— Мисс Макавой? Я доктор Хейнс, лечащий врач мистера Ниммонса.
— Я ухожу, доктор.
— Вижу. — Улыбнувшись, женщина протянула руку: — Хорошее выступление, дорогая. Рекомендую небольшую прогулку, затем горячую ванну.
Обойдя Эмму, она подошла к кровати Стиви.
— Одна из моих любимых игр. Не желаете поиграть, мистер Симмонс?
Эмма услышала, как кубики с буквами ударились о стену, но не остановилась.
Отец ждал ее на улице, опираясь на капот недавно купленного «Ягуара». Увидев дочь, Брайан сделал последнюю затяжку и выбросил окурок.
— Я думал, ты пробудешь дольше.
— Нет, я сказала все, что хотела. — Она застегнула до верха голубую куртку. — Правильно ли я поняла: ты покупал для Стиви наркотики?
— Не в том смысле, в каком ты это понимаешь, Эмма. Я не торговец наркотиками.
— Опять игра в слова. Ты обеспечивал его наркотиками?
— Я обеспечивал его заменителем опиума… чтобы он продержался в турне и не искал в какой-нибудь подворотне героин.
— Продержался в турне, — повторила Эмма. — Я считаю, Пит поступает неправильно, обманывая газеты и помогая Стиви лгать самому себе.
— Пит не виноват.
— Нет, виноват. Все виноваты.
— Мы должны напечатать в «Биллборде» заметку о том, что Стиви наркоман?
— Так было бы лучше. Разве он способен трезво взглянуть на происходящее, если не может признаться самому себе, кто он такой? И как он может перестать быть таким, если лучшие друзья постоянно снабжают его наркотиками, чтобы он продержался еще один концерт, еще одно турне?
— Все не так…
— Неужели? Или ты действительно обманываешь себя, думая, что поступаешь так из дружбы?
Слишком измученный, чтобы злиться, Брайан опять прислонился к машине. Ветерок, шевеливший его волосы, обдавал осенним холодком. «Хочется мира, — подумал он, глядя на разгневанное лицо дочери, — только мира».
— Ты ничего не понимаешь, Эмма. И я не в восторге от нравоучений собственной дочери.
— Я не собираюсь читать тебе нравоучения. — Она подошла к своей машине, положив руку на дверцу, обернулась. — Я ни когда не говорила тебе, но пару лет назад я ходила к Джейн. Она имеет жалкий вид, поглощена лишь собственными нуждами и эгоизмом. Тогда я не поняла, насколько ты похож на нее.
Захлопнув дверцу, она включила двигатель. Если на лице отца и была мука, Эмма ее не увидела, поскольку не оглянулась.
Глава 29
Бракосочетание проходило скромно. Ни приглашенных, ни прессы. Эмма никому не сообщила, даже Марианне. Она уже совершеннолетняя и не нуждается в разрешении и одобрении. Правда, она мечтала не о такой свадьбу. Ни дымки фаты, ни белого шелка, ни цветов, если не считать одной розы, подаренной Дрю, ни музыки, ни слез.
Эмма говорила себе, что это не имеет значения, она поступает именно так, как хочет. Возможно, она эгоистка, но, в конце концов, может же она совершить один эгоистичный поступок в своей жизни! Как можно было сказать Марианне или Бев, не сказав отцу? А ей не хотелось, чтобы он стоял рядом, отдавая ее против своей воли.
Она вверит себя Дрю.
Эмма сделала все, чтобы хоть как-то скрасить унылую процедуру: надела веселое шелковое платье с кружевами и оборками, цветом чуть темнее подаренной розы. Она вспомнила свадьбу отца. Бев, восхитительную в своем счастье. Улыбающегося Брайана. Стиви в белом костюме, поющего словно ангел. От воспоминаний у нее навернулись слезы, но она сдержала их и взяла руку Дрю.
Он улыбался, надевая ей кольцо с бриллиантом. Его рука была такой сильной, теплой, а голос, обещающий любить, чтить и лелеять, звучал чисто и красиво. Эмма отчаянно нуждалась в том, чтобы о ней заботились. Когда Дрю поцеловал ее, она поверила, что так и будет.
Они стали мужем и женой. Теперь она не просто Эмма Макавой, а Эмма Макавой-Латимер. Новый человек. И, поклявшись, что будет принадлежать Дрю, она начала новую жизнь.
Неважно, что ему после церемонии тут же пришлось бежать в студию звукозаписи. Эмма лучше других понимала заботы музыкантов. Кроме того, она сама предложила быстро и тихо пожениться во время записи нового альбома Дрю. Это дало ей время приготовить номер в гостинице, где они проведут первую брачную ночь. Здесь все должно быть восхитительно.
Букеты роз, орхидей, нарциссов из теплицы Эмма расставила сама, получив от этого огромное удовольствие. Вазы стояли по всей комнате, а в ванной — корзина с цветущими ирисами.
Двенадцать белых ароматизированных жасмином свечей ждали, когда их зажгут. В хрустальном ведерке охлаждалось шампанское. Создавая настроение, тихо играло радио. Насладившись ванной с ароматной водой, Эмма смазала кремом и припудрила тело и согласно женскому ритуалу чуть-чуть подушила нужные места. Она хотела, чтобы и комната, и ночь, и ее тело были совершенными. Эмма расчесывала волосы до тех пор, пока у нее не онемела рука, потом медленно, растягивая удовольствие, облачилась в белый шелковый пеньюар с кружевами.
109 
