очень нудно 
43 
— Господин есаул! Противник!
— Численность? — спросил Ливенцов, протягивая мне коробку.
— Батальон! Или больше.
— Скажите Федотову, чтоб подавал коней! — распорядился есаул, чиркая спичкой.
Сотник убежал, и мы закурили, пуская в чистый воздух струйки серого дыма. Ливенцов держался абсолютно спокойно, и я ощутил, как отпускает внутри. Словно подтверждая мою уверенность, снаряды вокруг штаба перестали падать, разрывы переместились в отдаление.
— Перенесли огонь на линию обороны! — пояснил есаул. — Еще минут двадцать постреляют. Можно не спешить.
Казак подвел двух оседланных лошадей. Мы спокойно докурили и вскочили в седла. Ливенцов знаком велел казаку оставаться, кивнул начальнику штаба, и мы неспешно порысили по дороге. Есаул сидел в седле прямо, как гвоздь; а вот меня болтало — не освоился с поездками верхом.
Мы миновали станицу, проехали еще с километр и спустились в небольшую лощину. Ее заполонили оседланные кони без всадников. Несколько казаков — коноводы, присматривали за лошадьми. Мы спешились, подскочившие коноводы увели скакунов. Ливенцов устремился вверх по склону, я поспешил за ним.
Линия обороны проходила по гребню высоты. Она наглухо перекрывала путь к станице. По обеим сторонам высились крутые склоны — не влезть. Любой, кто пожелал бы прорваться здесь, принужден был атаковать высоту в лоб, да еще по открытому пространству узкой долины. Идеальное место для мясорубки. Тем не менее в нее лезли — далеко вдали двигались по направлению к нам густые цепи.
Я осмотрелся. Гребень высоты прорезала извилистая траншея, выкопанная в полный профиль. Посреди пологим холмиком возвышалось перекрытие блиндажа. В стороне от него, в небольшом окопе, я заметил минометную батарею. Возле нее суетились артиллеристы: крутили прицелы, подтаскивали ящики с минами.
Очередной снаряд ударил в склон совсем рядом. Нас окатило пылью и каменной крошкой. Ливенцов спрыгнул в траншею, я последовал его примеру. Мы двинулись к блиндажу. Траншея была полна казаков. Некоторые стояли, выглядывая за бруствер, но большинство сидело, покуривая самокрутки. Как я заметил, в сторону врага поглядывали молодые бойцы; те, что постарше, выглядели абсолютно спокойными. Нас казаки провожали любопытными взглядами, однако никто не вскочил и не попытался вытянуться. Многие, заприметив есаула, улыбались.
«Хороший командир!» — решил я.
В блиндаже офицер с погонами сотника протянул Ливенцову бинокль. Бросив взгляд на меня, он порылся в сумке и подал мне монокуляр. С биноклями здесь, как видно, было напряженно. Мы подошли к амбразуре, и я навел трубу в дальний край долины.
Такое я видел только в кино. Очхи валили в наступление плотными цепями — локоть к локтю, выставив перед собой ружья с примкнутыми штыками. Если б не дистанция между цепями, это напоминало бы «психическую» атаку из фильма «Чапаев». В реальной жизни каппелевцы в такие атаки не ходили, но здесь я ее наблюдал.
«Поставить один ПКС! — мелькнула мысль. — И куча мяса!»
— Сергей Иванович! — сказал Ливенцов сотнику, отрываясь от бинокля. — Передайте на батарею — первая отметка, один залп.
— Батарея! — прокричал сотник в дверь. — Отметка один! Залп!
В стороне ухнули минометы. Мины легли с небольшим недолетом — в нескольких метрах от наступающей цепи. Несколько солдат упало, но остальные продолжили движение. Причем ускорили шаг.
— Ладно! — вздохнул есаул. — Мы предупредили. Батарея — беглый огонь!
Сотник продублировал приказ. Минометы заухали часто-часто, выплевывая мины одну за другой. Кусты разрывов черной стеной встали среди наступающих, на какое-то время закрыв их от взгляда. Казалось, в аду, что воцарился сейчас в дальнем конце долины, не осталось ничего живого. Но вот из полосы дыма вывалился человек, затем еще… Цепи, заметно поредевшие, теперь уже не идеально ровные, но по-прежнему целеустремленные, шли к высоте.
«Они что, больные? — подумал я. — Или у командира крыша съехала? Положат же всех!»
— Отметка два! — прорычал Ливенцов, подтверждая мой вывод. — Беглый огонь!
Опустив трубу, я смотрел на сцену уничтожения. Батарея переносила огонь еще раз и умолкла, когда до редких цепей противника осталось метров двести. Уцелевшие очхи, выставив перед собой штыки, бежали вверх, на потных лицах солдат читались отчаяние и тупая решимость.
— Сергей Иванович! — сказал Ливенцов. — Командуйте!
43 
