11 
– Не исключено, – согласился он. – Но разве тебе не будет приятно, когда ты поймешь, что не просто отдавала свое свободное время приятному занятию, но и создала забавную игрушку для тысяч детишек?
– Я и сама не знаю, – призналась она, удивившись собственной откровенности. – Порой легче жить с надеждой в душе, чем понимать, что у тебя ничего не вышло.
– Мне это знакомо, – пробормотал Мэтт.
Он произнес эти слова с глубоким убеждением, и Линда вспомнила, что, по стандартам большинства ее знакомых, Мэтт закоренелый неудачник. В двадцать восемь лет у него нет ни ученой степени, ни приличной работы, ни жены, ни детей и скорее всего денег тоже.
И все-таки, стоя перед ним, Линда ощущала, что он излучает волны такой уверенности в себе, какая обретается людьми лишь при подлинном успехе. Что бы он ни сделал к данному моменту своей жизни, вид у него вполне довольный.
Неожиданно в его глазах появилось сочувствие, когда он взглянул на нее. Потом он легко погладил ее по щеке.
– Что ж, подумай пару дней, а после этого скажешь, можно или нет мне посмотреть твои эскизы. Хорошо? Я останусь в городе еще недели на две.
Не успела Линда ответить, как дверь распахнулась так резко, что она едва не потеряла равновесие.
На пороге появились Рон и Нора Оуэны. Нора учащенно дышала, словно только что пробежала немалую дистанцию.
Линда не упала только потому, что схватилась за дверной косяк.
– Мама! Папа! Я и не ожидала, что вы вернетесь так рано.
– Я и вижу, что ты не ожидала этого. – Голос Норы звучал еще более грозно, чем обычно в присутствии Мэтью.
Рон прокашлялся.
– Добрый вечер, Мэтт, – кивнул он. – Давай мне Дрю. – Он взял спящего ребенка на руки. – Детям уже давно пора быть в постели.
Рон с неуклюжей лаской похлопал внука по спине, когда тот зашевелился. А Нора Оуэн тем временем брала на руки внучку, с упреком выговаривая дочери:
– Уже почти девять часов, Линда, они уже час назад должны были лечь спать. Детям их возраста необходим твердый режим. Ты все время до самого окончания школы ложилась спать очень рано, и я ни разу не слышала от тебя малейшего протеста.
– Сейчас лето, – стала оправдываться Линда. – А им было так весело у Дей-тонов. Они вполне могут отоспаться завтра.
– Ты заходишь в дом? – спросила Нора, подчеркнуто не приглашая Мэтта, небрежно оперевшегося спиной о столбик крыльца.
Мэтт выпрямился и положил руку на плечо Линды.
– Нет, благодарю, – ответил он с нахальной улыбкой. – Нам еще рано ложиться спать.
Нора Оуэн посмотрела на его пальцы, по-хозяйски обхватившие плечо дочери; казалось, она балансирует на грани апоплексического удара.
– Боже мой, Мэтт, крыльцо освещено! – ахнула она. – Вас увидит весь город!
– Неужели?
Мэтта, казалось, вовсе не смутили слова Норы. Он оглянулся через плечо, как будто искал наблюдающих за ними зрителей, и еще тесней прижал Линду к себе. Потом посмотрел на нее сверху вниз, создавая абсолютно ложное впечатление интимности, и она увидела, что в его глазах пляшет смешинка, но губы напряженно сжаты.
– Мы крайне признательны, если вы позаботитесь о близнецах и уложите их в кроватки, верно, дорогая?
– Да, верно. – Лишь произнеся эти слова, Линда с удивлением подумала, не загипнотизировал ли ее Мэтт. Иначе как могла она согласиться с человеком, который явно смеялся над косными взглядами на жизнь ее родителей?
Он повернулся к супругам Оуэн и одарил их еще одной скупой улыбкой.
– Пожалуй, мы с Линдой прогуляемся по городу. Если немного задержимся, не ждите и не беспокойтесь. Можете быть уверены, я позабочусь, чтобы Линда благополучно легла в постель.
Линда и ее родители онемели от этого, казалось бы, простодушного замечания. Мэтт повернулся, чтобы уйти, но ничуть не ослабил хватку и по-прежнему крепко держал Линду за плечи, так что ей нужно было либо потребовать, чтобы ее отпустили, либо послушно последовать за ним.
Она выбрала последнее и направилась вниз по ступеням под неразборчивые выражения недовольства, звучавшие за ее спиной.
«У родителей сейчас такой вид, как будто я раскрасила себя с головы до пят в красный цвет и заявила, что прогуляюсь голой по городу», – с сожалением подумала Линда.
В последнее время она начала понимать, что жители Карсона готовы превратить ее в живой монумент героической памяти Джима. Все горожане, а ее родители в особенности, с удовольствием видели ее в вечной роли городской достопримечательности – «молодой вдовы, жертвы трагедии». И если она позволит продолжаться этому и дальше, то скоро будет испытывать вину всякий раз, когда заговорит с неженатым мужчиной. Ей уже давно пора начать потихоньку борьбу за независимость.
11 
