14

Когда Рено вернулся в лагерь, Ева спала, свернувшись клубочком на его матрасе. На ней были лифчик, панталоны и его черная рубашка. Рено тихонько вынул журнал из расслабленных пальцев девушки и отложил его в сторону. Ева сонно пошевелилась и посмотрела на него спокойным нежным взглядом.

— Подвинься, gata. Я тоже хочу вздремнуть.

Когда он расположился рядом с Евой, та улыбнулась.

— От тебя пахнет сиренью, — пробормотала она. — Мне это нравится.

— Естественно. Это ведь твое мыло.

— Ты побрился, — отметила, касаясь его шеи в том месте, где виделся след свежего пореза. — Я бы тебя не порезала. Почему ты не попросил меня?

— Я уже устал просить тебя обо всем, — сказал он просто.

Ева открыла глаза и посмотрела на Рено, услышав в его реплике то, чего он не сказал.

— Мне нравится брить тебя, — произнесла она шепотом.

— А целовать меня? Тебе это тоже нравится?

Зеленые глаза Рено, кажется, способны были сжечь, но к Еве он все-таки не придвинулся.

— Да, — также шепотом ответила она. — Мне это тоже нравится.

Рено медленно наклонился и приложил рот к ее губам. Из груди Евы вырвался мягкий крик, который выразил и новизну ощущения, и воспоминание об уже пережитом. Теплые, жадные движения его языка вызвали у нее дрожь удовольствия. В течение долгих сладостных минут она снова училась ритму прикосновения и ухода языка, училась наслаждаться вкусом поцелуя и набегающими волнами тепла.

Рено обхватил ладонями лицо Евы, чтобы чувствовать, как ее трепет передается ему. Ее тепло, вкус ее языка, нежно приоткрытый рот воспламеняли и жгли его.

— Gata, — прошептал он. — Ты сжигаешь меня.

Ответом ему снова был легкий вскрик и дрожь удовольствия, когда его зубы нежно куснули девичью шею.

Этот вскрик был той бритвой, которая могла перерезать узду его воли. Он готов был сорвать рубашку и обнажить тело, которое, он знал, тоскует о нем.

Но он знал также и то, что Еву необходимо подвести к тому пределу, когда она пожелает его по крайней мере в той же степени, что и он ее. Нужно, чтобы она кричала, царапала и умоляла взять ее. Нужно, чтобы она отбросила всю свою женскую расчетливость и предстала перед ним без пут, пылая золотым огнем и страстью к нему.

И он так же запылает в ответ и оставит в ней такой след, который она никогда не сможет забыть. Не важно, сколько мужчин она знала раньше, она любого другого, в прошлом или в будущем, будет сравнивать с ним, Рено.

Он не задавал себе вопроса, зачем ему это нужно. Он просто принял это как данность, как принимал таинственные токи испанских стержней — тайну, которую вовсе не обязательно понимать, достаточно ее использовать.

Рено снова прижался ртом к губам Евы, позволяя снова завихриться между ними все усиливающимся токам страсти, которые соединят их в одно целое и в конечном итоге приведут к неизбежному исходу.

Ева запустила пальцы в густую прохладную шапку его волос, стремясь добраться до естественного тепла. Приглушенный стон Рено был для нее наградой и одновременно стимулом. Она снова царапнула его и ощутила, как по его мускулистому телу пробежала волна.

— Какие сладкие коготки, — сказал Рено.

Он чуть куснул нижнюю губу Евы. Девушка ахнула удивленно и радостно. Улыбаясь, Рено стал освобождать губу, делая это так медленно, что время растянулось в бесконечность.

Когда Рено отодвинулся, Ева потянулась к нему, поскольку ей хотелось продлить эту сладостную муку. Он тихонько засмеялся. Когда Ева вновь попыталась приблизиться к его губам, он взял ее лицо в ладони. Ее губы были приоткрыты, блестели от солнечного света и желания и слегка дрожали.

— Рено?!

Он издал горловой звук, похожий на мурлыканье довольного кота.

— Ты больше не хочешь целовать меня? — прошептала Ева.

— А ты хочешь целовать меня? — вопросом на вопрос ответил Рено.

Она энергично кивнула.

Золотые пряди волос скользнули по рукам Рено, лаская и рождая в нем прохладный огонь. Он внезапно задохнулся.

— Так делай это, gata… Делай.

По глазам Рено, по его необыкновенно низкому голосу, по напряженно сжатым рукам Ева поняла, какая страсть бушует в нем. Эта мысль вдруг лишила ее сил.

  67